Мы еще раз перечитали Священный роман, потому что он объясняет весь наш жизненный опыт. Как сказал Дженсон, «история об Иисусе — Благая весть, потому что в ней ключ к нашим историям». Часть нашего пути вперед — это путь назад в нашу историю, чтобы увидеть все события жизни — Стрелы, которые нас жалили, и Вечный зов, который нас очаровывал, — в свете Священного романа и придать им их истинный смысл. Ответы ничего не значат без стоящих вопросов. Мы потеряли сердце в самом начале, потому что не было никого, кто рассказал бы нам, как примирить два разных послания — Вечный зов и Стрелы, а если и был, то часто толковал историю неверно. Жизненный сценарий проясняется тогда, когда мы при помощи спасительного воспоминания истолковываем прошлое, принимая во внимание Стрелы и Вечный зов, получая, таким образом, силы для настоящего и направление для будущего.
Если мы откажемся вытащить их, Стрелы так и останутся в нас, отравляя жизнь нашего сердца, окрашивая в мрачные тона наши убеждения и расходуя жизненную энергию, которая понадобится в пути. Несколько лет назад мой приятель по работе отвел меня в сторону, чтобы сказать: «Не знаю, понимаешь ты или нет, но ты наводишь страх на своих коллег». Мне захотелось рассмеяться, потому что я уж никак не чувствовал себя устрашающим, скорее маленьким и напуганным. Но эти слова заставили меня задуматься, и это впервые привело меня к мысли, что на самом деле я очень вспыльчивый человек (по этой причине мои коллеги ощущали во мне угрозу). Когда я стал размышлять почему, я вернулся назад к тому дню, когда еще подростком меня арестовали и я был поражен Стрелой, послание которой гласило: «Ты сам по себе». Несмотря на то, что я был христианином много лет и знал обетование, что Господь всегда будет со мной, оно не оказывало никакого воздействия на меня. Стрела засела во мне глубоко, и моя жизнь протекала под ее влиянием.
Когда я дошел до того места, куда попала эта Стрела, рана оказалась чувствительной и незажившей. С помощью Брента мне удалось вытащить ее на свет Священного романа, чтобы Бог коснулся ее, исцелил и истолковал по-новому. Стоя снова на том же месте, я вслушивался опять в то, что Иисус говорил мне, что я не один, что Он никогда не бросит меня и не откажется от меня. Процесс исцеления еще не закончен, и иногда я, как и раньше, выхожу из себя, но это случается намного реже, чем прежде. Эта Стрела потеряла свою силу. Но она все еще была бы на прежнем месте, если бы я просто говорил себе: «Будь более благожелательным с коллегами по работе».
Спасительные воспоминания также затрагивают и Вечный зов, который мы слышали. Я хочу стать владельцем ранчо, эта мечта — одна из самых заветных. Это и не удивительно. Самые романтические моменты моей жизни связаны с тем временем, когда я ребенком гостил у дедушки на ранчо, и какая-то часть меня очень хочет вернуться в те золотые летние денечки. Тяга становится особенно сильной, когда жизнь наваливается на меня всей тяжестью и действительно требуется вести себя как мужчина. Где-то в душе я снова хочу стать маленьким мальчиком, сидящим в дедушкином автомобиле. Это стремление хорошее, но оно может навсегда остаться застывшим во времени, привязанным к какому-то конкретному месту. Недавно я получил от бабушки письмо, в котором она сообщала, что продала ранчо. Что мне делать с этой частью моего сердца? Она была продана вместе с ранчо; а умерла ли она вместе с тем, чего уже не вернуть?
Иногда необходимо потерять что-то конкретное, что привило нам вкус к Романтике, чтобы наше сердце пошло навстречу чему-то реальному. В противном случае мы привяжемся к конкретной вещи и станем зависимы от нее. Самый далекий от спасительного тип воспоминания тот, который люди называют «ностальгией». Как печально бывает навещать старых друзей и родственников и заставать их в бездействии, тоскующих по «старым добрым временам». Их настоящее безжизненно, а будущее туманно, потому что они заперли себя в прошлом. Поэтому даже наши лучшие воспоминания могут стать препятствием на предстоящем пути, если мы не посмотрим на них в свете настоящей Романтики. Во время моей последней поездки на ранчо я как раз пережил такой момент. Когда я прошел через задний вход, то звук открывающейся двери принес с собой целый поток воспоминаний. В тот миг я снова почувствовал себя «призванным», как в те дни, благодаря моему дедушке. А потом я понял, что это Бог звал меня через дедушку, и Он по-прежнему зовет меня. Священный роман отдает должное этим воспоминаниям, раскрывая их истинный смысл: это намек на подлинную реальность. Я тоскую по тому времени, когда буду вечно молодым, свободным, чтобы скакать по небесным просторам с дедушкой, отцом и моими сыновьями.
Наконец, подразумевается, что мы будем делиться воспоминаниями с кем-то. Нам необходимо рассказать кому-то наши истории и услышать их истории в ответ. Нам нужно помогать друг другу толковать великую историю и нашу собственную. Когда мы регулярно приходим на богослужение, подразумевается, что мы должны вместе предаваться воспоминаниям. «Это Бог уже сделал, — говорим мы, — а это Он еще сделает». Как бы изменились утренние воскресные часы, если бы они были отмечены насыщенным пересказом Священного романа в контексте реальных жизней. Это так далеко от свидетельств, повторения догматов и прочих мероприятий, характерных для современного богослужения.
Одна из причин, по которой проповедь Евангелия в наши дни кажется такой вялой, в том, что она совершенно современна; в ней нет связи с историей святых, насчитывающей несколько сотен лет. Наша коллективная память должна включать не только святых наших дней, но и дней давно минувших. Давайте слушать не только истории Иоанна и Терезы, которые произошли неделю назад, но и истории святых Иоанна Креста и Терезы Авильской, это всего лишь два имени из бесконечного списка. Давайте обратимся к великому «сонму свидетелей» и извлечем что-то полезное из их пути, чтобы наша память могла охватить историю взаимоотношений Бога с Его людьми.
Воспоминание — это не просто ностальгия; это путь к спасению, это способ «пристально всмотреться в сердце». Герой Достоевского Алеша из романа «Братья Карамазовы» говорит: «И даже если и одно только хорошее воспоминание при нас останется в нашем сердце, то и то может послужить когда-нибудь нам во спасение». Иисус, на наш взгляд, коснулся этой идеи в притче о блудном сыне. Это классическая история о том, как человек пытается найти Романтику через ложную трансцендентность — вино, женщин, песни. Его маленькая история не сложилась, и ему показалось, что все пропало. Там, в хлеву, он был на грани катастрофы. Разве не легче было бы ему убить свое сердце приговором типа: «Так все и заканчивается. Именно такова и есть жизнь на самом деле. Чего бы ни искало мое сердце, все это ложь. Нет никакой настоящей Романтики, и я просто глупец». Драма, о которой повествует эта притча, очень жизненна. Эта Стрела застыла прямо над его сердцем, готовая пройти его насквозь, когда внезапно он вспомнил. И нашел дорогу домой.
Когда я думаю, что поставлено на карту в том путешествии, в которое я отправился, насколько ранимо мое сердце и сердца тех, кого я люблю, как быстро я обо всем забываю, я готов пасть ниц и молить Бога о милости, чтобы он дал мне способность помнить все. Джордж Макдоналд выразил это в стихах намного лучше: