Вэнс наклонил статую вперед и положил кусок карандаша под ее подставку. Потом он убрал руку; статуя стояла, наклонясь вперед. Мне показалось что она сейчас упадет, но карандаш, видимо, был как раз достаточной длины, чтобы в виде подпорки удерживать статую, хотя и в неустойчивом равновесии.
— Теперь, — сказал Вэнс, — мы приступим к моему опыту. — Он подвинул стул, разложил обе подушки в том месте, где была голова Кайля, у ног статуи Анубиса. Потом он выпрямился.
— Маркхэм, — сказал он мрачно. — Я показываю вам одну возможность. Обратите внимание на положение занавески. Отметьте себе положение этого колечка под самым краем статуи. Заметьте неустойчивую позицию этой мстительной дамы и представьте себе приход Кайля в музей сегодня утром. Ему было сказано, что новые экспонаты находятся на полке с задернутой занавеской. Он сказал Брашу не беспокоить доктора, так как он хочет пройти в музей и посмотреть только что привезенные сокровища.
Вэнс закурил папироску, но, несмотря на его медленные ленивая движения, я чувствовал, как напряжены его нервы.
— Я не утверждаю, — продолжал он, — что Кайль встретил смерть благодаря ловушке. Я даже не знаю, как будет действовать моя ловушка, но я выдвигаю теорию — если зашита может доказать, что Кайля мог убить кто-нибудь другой, кроме доктора Блисса, кто-нибудь отсутствующий, тогда ваше обвинение будет серьезно подорвано.
Он подошел к статуе Анубиса.
— Скажем, — продолжал он, — что Кайль, став перед полкой, протянул руку и отдернул занавеску. Что случилось бы, если бы ловушка действительно была подстроена?
Он рванул занавеску вправо. Она скользнула по палке, пока не задержалась на мгновение у кольца, втиснутого под статую Сахмет. Но толчок нарушил неустойчивое равновесие статуи. Она опрокинулась и с глухим гулом упала на диванные подушки в том самом месте, где была голова Кайля.
Несколько мгновений все молчали. Маркхэм продолжал курить, устремив взгляд на упавшую статую. Он нахмурился и был задумчив. Хис был совершенно ошеломлен. Он не представлял себе возможности такой ловушки, и опыт Вэнса опрокинула все его теории.
— Опыт как будто удался, знаете, — сказал Вэнс. — Думаю, что я доказал возможность убийства Кайля каким-нибудь отсутствующими лицом. Кайль был небольшого роста, и расстояние от верха полки до его головы достаточно велико, чтобы падение статуи могло оказаться смертельным. Ширина полки немного больше двух футов, так что статуя неизбежно должна была упасть на него, если он стоял перед нею. Вес статуи достаточно велик, чтобы раздробить череп, и положение статуи поперек его головы вполне соответствует предположению, что он погиб в результате старательно подстроенной ловушки. Вы должны признать, Маркхэм, что это устраняет одну из ваших главных улик против доктора Блисса, а именно тот факт, что он был один поблизости. Вместе с опием, найденным в кофе, это сильно говорит в его пользу.
— Да, — заметил Маркхэм. — Это в известной мере уравновешивает улики скарабея, финансового отчета и кровавых следов. В этом нет сомнений… Доктор мог бы иметь солидные доводы для защиты.
— И заметьте, Маркхэм, — сказал Вэнс с улыбкой, — если бы доктор только хотел убить Кайля при помощи статуи Сахмет, следы ловушки не были бы налицо. Если он только хотел убить Кайля, зачем этот отточенный карандаш остался наверху полки? Возьмем теперь ваши прямые улики. Скарабей, найденный около тела, мог быть взят кем угодно из участников вчерашнего совещания и намеренно положен около мертвого тела. Если доктора усыпили при помощи опия, убийца легко мог взять булавку с его стола, так как дверь в кабинет никогда не запиралась. И что было проще взять в то же время финансовый отчет и сунуть его в руку убитого Кайля! Что касается кровавых следов, всякий обитатель дома мог взять теннисную туфлю доктора Блисса из его спальни, сделать отпечатки и бросить туфлю в бумажную корзину, пока доктор спал под действием опия. А завешанное окно во двор? Разве оно не показывает, что кто-то в кабинете не желал, чтобы соседи могли наблюдать за его действиями? Я не Демосфен, Маркхэм, но я бы взялся защищать доктора Блисса перед любым судом и гарантировал бы ему оправдание.