Прошло меньше двадцати четырех часов, когда совершилось решающее событие. День 14 июля всегда останется у меня в памяти, как один из самых страшных и волнующих дней моей жизни. Даже теперь, записывая происшедшее, я не могу не содрогаться. Я не решаюсь подумать о том, что могло случиться, какая ужасающая несправедливость могла бы быть добросовестно совершена, если бы Вэнс не разгадал внутренний механизм дьявольского плана, скрытого под убийством Кайля.
Вэнс через много месяцев мне говорил, что никогда в жизни у него не было более трудной задачи, чем необходимость убедить Маркхэма пассивно ждать. С той минуты, как Вэнс вошел в музей, он сообразил, какие огромные трудности предстоят, т. к. все было подстроено с целью заставить Маркхэма и полицию предпринять тот самый шаг, против которого Вэнс так упорно боролся.
Маркхэм покинул нас в половину третьего. Несмотря на это, на следующее утро Вэнс встал до восьми. День был снова душным; мы пили кофе в садике на крыше. Вэнс послал Карри купить все утренние газеты и провел полчаса в изучении отчета о Кайле. Хис проявил большую сдержанность и сообщил журналистам только самые основные факты. Но Кайль и доктор Блисс были столько известны, что убийство производило огромное впечатление. На всех первых страницах столичных газет были длинные отчеты о работах Блисса в Египте и о той роли, которую убитый играл в их финансировании. Преобладало мнение, и в этом я узнавал руку Хиса, что кто-то вошел в музей с улицы и из мести или из вражды убил Кайля первым попавшимся оружием. Хис также сообщил о нахождении скарабея около тела, и так как это была единственная общеизвестная подробность, газеты все называли убийство Кайля «Трагедией Священного Скарабея».
Минуть пятнадцать Вэнс лежал с закрытыми глазами. Я думал, что он заснул; но, когда Карри отворил дверь, чтобы сообщить, что пришел Сальветер, которого он просил вызвать по телефону, Вэнс тотчас же распорядился его ввести.
Сальветер вошел со встревоженным и удивленным видом.
— Садитесь, мистер Сальветер, — лениво сказал Вэнс. — Я думаю о царице Хетептерис и о Бостонском музее. Есть у вас какое-нибудь дело, ради которого вы могли бы сегодня вечером поехать в Бостон?
На лице Сальветера появилось еще большее удивление.
— Я всегда могу найти там занятие, — ответил он. — Особенно после раскопок Харвард-Бостонской экспедиции у пирамид Гизеха. В связи с этими раскопками я ходил в Городской музей вчера утром по поручению д-ра Блисса. Это вас удовлетворяет?
— Вполне. А не было бы лучше, если бы вы лично переговорили с д-ром Рейснером относительно фотографии гробницы Хетептерис?
— Конечно. Мне все равно надо будет туда съездить, чтобы закончить работу.
— Вам не помешает, что завтра воскресенье?
— Наоборот. Я могу повидаться с д-ром Рейснером на его дому, и мы будем иметь достаточно свободного времени для разговора.
— В таком случае отправляйтесь с вечерним поездом после обеда и возвращайтесь, скажем, завтра вечером!.. Возражений у вас нет?
— Собственно нет, — удивленно пробормотал Сальветер. — Никаких конкретных возражений, но…
— Не найдет ли д-р Блисс странным такой ваш внезапный отъезд? — спросил Вэнс.
— Я не думаю. В музее сейчас не особенно уютно.
— Так вот! Я хочу, чтобы вы поехали, мистер Сальветер. И я хочу, чтобы вы при этом не задавали вопросов и не спорили. Не может случиться, чтобы д-р Блисс запретил вам ехать?
— О, нет, — заверил его Сальветер. — Он может счесть это странным, но он никогда не вмешивается в мои дела.
— В таком случае, — сказал Вэнс, вставая, — ваш поезд идет с Центрального вокзала в половину десятого. Не опоздайте. И телефонируйте мне со станции для проверки. Я буду здесь между девятью и половиной десятого. Можете вернуться в Нью-Йорк с любым поездом завтра после полудня.
— По-видимому, с вашей стороны это предписание?
— Настоятельное и существенное предписание, мистер Сальветер! И вам нечего беспокоиться насчет миссис Блисс. Хани о ней позаботится.
Сальветер хотел что-то сказать, но передумал, быстро повернулся и вышел.
Вэнс зевнул.
— А теперь я думаю поспать часика два.
После завтрака Вэнс пошел на выставку Гогена, а потом в Карнеги Холл слушать септет Бетховена. Было уже слишком поздно после концерта, чтобы идти в Городской музей на выставку египетской стенной живописи. Он пригласил Маркхэма с собой и мы пошли обедать к Клермонту. После обеда мы вернулись в садик на крыше дома Вэнса. Удушливая летняя жара не спадала.