Сговорившись с несколькими самыми влиятельными коллегами, Бомон задумал восстановить во Франции трибуналы инквизиции. Но он был слишком осторожен, чтобы действовать поспешно, поэтому ограничился пока представлением папе нового закона, направленного против янсенистов, мотивируя это тем, что успехи секты требуют применения более строгих мер. Бенедикт четырнадцатый одобрил предложения архиепископа, но парламент отказался санкционировать репрессии, которых требовал жестокий прелат. Тогда иезуиты обвинили членов парламента в том, что они потворствуют ереси. Людовик пятнадцатый, занятый больше своими любовницами, чем делами государства, не пресек вовремя разгоравшийся конфликт. Кристоф де Бомон, увидев, что король бездействует, приободрился и начал преследовать и другие секты.
Светская власть уже не могла защитить от иезуитов тех граждан, которые отказались подчиняться требованиям церкви. За мужественное сопротивление тирании многие поплатились своим состоянием и даже жизнью. Безжалостные священники преследовали их до самой смерти.
Королевская фаворитка, красавица маркиза Помпадур, ранее одобрявшая идеи энциклопедистов, внезапно стала действовать заодно с иезуитами. Благодаря поддержке этой женщины, являвшейся фактической правительницей Франции, последователи Лойолы безнаказанно подрывали авторитет светской власти.
Каждый, выбривавший тонзуру, гордился своим непослушанием властям.
Наконец парламенту надоело метать впустую указы против священников, и он решил действовать против главного подстрекателя – парижского архиепископа.
Это произошло при следующих обстоятельствах: "Фанатичный священник отказался причащать монахиню монастыря Святой Агаты – сестру Перепетую, – сообщает историк Лашатр. – Тогда парламент призвал к ответу фанатика. Тот прислал вместо себя своего викария, который заявил, что священник действовал по особому распоряжению Кристофа де Бомона, архиепископа Парижа.
Тотчас же к епископскому дворцу была направлена депутация, чтобы заставить прелата причастить больную. Его преосвященство нагло ответил, что он отвечает только перед папой, считает себя обязанным объяснять мотивы своего поведения только королю и не унизится до того, чтобы отвечать проходимцам, якобы представляющим народ.
Парламент привлек архиепископа к суду, собрал для разбирательства пэров и наложил арест на его доходы. Маркиза Помпадур, при содействии королевского совета отменила это решение и запретила созывать пэров. Члены парламента продолжали настаивать на созыве пэров. Но Людовик пятнадцатый запретил созыв, пригрозив советникам приказом об аресте, и отдал распоряжение изъять из монастыря монахиню – невольную причину конфликта.
Остается добавить, что бедную умирающую отправили в тюрьму".
Варварский акт возмутил всех членов парламента. Один из достойнейших ораторов почтенного собрания имел мужество в соответствующих выражениях заклеймить распоряжение об аресте и склонил всех советников тут же, на заседании, составить энергичный протест против преступной благосклонности короля к Помпадур и иезуитам. Людовик пятнадцатый отказался принять делегатов, уполномоченных вручить ему послание парламента. Тогда палаты решили не прекращать заседаний, до тех пор пока монарх не примет их требования во внимание. Иезуиты умело сыграли на королевском самолюбии, и он приказал арестовать судей. Одних он бросил в тюрьмы, других сослал в отдаленные города. Опьяненные успехом священники стали смотреть на Париж как на завоеванную ими территорию. Их злоупотребления привели к возмущению всех слоев населения, и Людовик пятнадцатый, испугавшись последствий, вернул сосланных и освободил арестованных.
Взбешенные таким оборотом дела иезуиты выбивались из сил, чтобы вернуть былое влияние.
По их инициативе несколько епископов направили Людовику пятнадцатому докладную записку, где доказывали, что король подвергает свой престиж большой опасности, становясь на сторону философов, против учеников Лойолы. Деспотизм, жестокость и нетерпимость духовенства обнаруживаются в этом шедевре, который мы воспроизводим совершенно дословно: "Государь! Настоятельный долг побуждает нас припасть к подножию трона, чтобы предупредить Вас о том, что густой дым, о котором говорится в священных книгах, поднимающийся из бездны и затемняющий солнце, грозит распространиться по всему королевству. Знайте, что королевская власть несовместима со свободой, которой требуют французы, со свободой слова и печати. Знайте, что в интересах королей поддерживать обскурантизм и препятствовать дерзким умам рассуждать о происхождении культов и власти. Не забывайте, что трон и алтарь неразделимы, что короли не в состоянии разумно пользоваться своей властью без содействия священников, и было бы величайшей неосмотрительностью выступать против них, на стороне народа.
Остерегайтесь, как бы люди, подстрекаемые философами, не приучились смотреть на тех, кто ими управляет, как на узурпаторов, ибо тогда монархия погибнет.
Заносчивые авторы восстают против бога, философы низвергают сначала храм Христа, чтобы потом сокрушить трон Цезаря. Предупредите эти убийственные действия, посадите в темницы опасных писателей, заткните рты издателям и тем, кто в прессе содействует распространению пагубных идей, проникающих во все поры общества и развращающих народ.
Истребите, государь, гнусных апостолов свободы, заставьте их замолчать под страхом невыносимых пыток и ужасных казней!" Людовик пятнадцатый ответил на это послание весьма неопределенно, что вовсе не удовлетворило епископов. Тогда они написали папе, который, без колебаний признав их правоту, опубликовал весьма гневную буллу, направленную против либеральных идей и их пропагандистов.
Булла абсолютно противоречила принципам Бенедикта четырнадцатого. Сей безбожник поистине превратился в рекордсмена религиозной нетерпимости. Впрочем, разве вероломство не присуще его профессии?
Король был склонен не подчиниться даже распоряжениям папы, и вовсе не из справедливости, а из страха перед смутой в своем добром Париже. Только крайняя нужда в деньгах вынудила его предоставить священникам все привилегии и льготы, которых они требовали.
Королю дорого обходились любовницы и придворная роскошь. Парламент решительно отказался вводить новые налоги, объяснив монарху, что народ бедствует. Но «возлюбленный» Людовик не пожелал принимать во внимание столь ничтожные соображения: он нуждался в золоте, и пусть его подданные подыхают с голоду.
Тогда духовенство предложило ему деньги – разумеется, на известных условиях.
Король принял их без всяких возражений. И иезуиты вновь обрели могущество во Франции.
Это не помешало им организовать на «возлюбленного» Людовика покушения.
Вот вам благодарность добрых отцов! Именно после уступок глупейшего монарха и произошло покушение Дамьена, фанатичного исполнителя зловещих планов иезуитов, намеревавшихся возвести на трон дофина, безраздельно преданного их ордену. На допросах Дамьен всячески старался возбудить подозрения против наиболее влиятельных членов парламента. Иезуиты хотели одним ударом убить двух зайцев: запутать судей и общественное мнение и возложить моральную ответственность за преступление на философов. Однако абсурдность обвинений была столь очевидной, что они никого не обманули. План иезуитов окончательно провалился, и король, поняв, с кем он имеет дело, стал искать сближения с парламентом, восстановив все отнятые у него прежде права.
Даже папа, к которому иезуиты обратились за ходатайством, воздержался от вмешательства, не желая себя компрометировать. Больше того, он издал буллу, в которой уполномочивал премьер-министра Португалии по своему усмотрению пересмотреть привилегии, данные иезуитам в этом королевстве. Эта булла была последним актом Бенедикта четырнадцатого, скончавшегося в 1758 году в возрасте восьмидесяти трех лет.