Я вывернулась, ведь Боло смотрел на нас. Но он это понимал в отличие от родственников-пуритан. Он как бы оторвался от своей семьи. Его мечтой было — не пошив костюмов, а создание автомобилей на солнечной энергии.
— А что же будет в дождь? — спрашивала я. Этого пан Боло еще не знал сам.
Дома я помогла тебе раздеться.
К нам заглянул Михал. Его единственный комментарий прозвучал как: «О ля-ля!».
Твои руки, блуждая по блузке, стремились дотронуться до моих грудей. Хотелось оттолкнуть тебя, но я не сделала этого. Легла рядом. Ты придавил меня своим телом, забывая, «что джентльмен опирается на локти». Я лежала, едва дыша, окутанная запахом сладкого алкоголя. К несчастью, на крестинах подавали цветную водку, считая, что обычная в такой день не годится. Отсюда и начало твоего недовольства. Теперь ты хотел оказаться во мне, и у тебя катастрофически ничего не выходило. В конце концов я помогла. Неожиданно из твоего горла послышалось бульканье. Я испугалась, прежде чем поняла, что это просто пьяный плач.
— Кристина, ты меня презираешь…
И тут мы вновь оказались очень близки, очищенные нашей любовью и взаимной преданностью. Иначе быть не могло. Анджей, даже в минуты сомнения нас соединяло очень сильное чувство, не позволявшее расстаться. Иногда мы даже не отдавали себе отчета, до какой степени нуждаемся друг в друге…
Этим летом первый раз мы поехали в отпуск втроем за границу. Ты сказал, что это запоздалое свадебное путешествие.
— Точно, — вмешался Михал, — и сразу презент: готовый ребенок.
— Ты имеешь в виду дылду, который вечно путается под ногами? — спросила я.
— Точно. — И в его глазах загорелись знакомые искорки.
Я уже знала: Михал что-то задумал. И действительно, он схватил меня за руку и начал бегать со мной вокруг стола.
— Михал! С ума сошел! — Я старалась вырваться.
— Если хочешь получить назад жену, выкупи ее, — поддразнивал он тебя.
— Не знаю, стоит ли?
А что бы ты сказал, если бы знал правду? Это был самый важный вопрос в моей жизни. Однако не могла его задать ни тебе, ни даже самой себе. Я не хотела знать ответ, умирала перед ним от страха. А ведь только правда могла очистить нашу жизнь от лжи. Почему я оказалась такой трусихой? Но ведь знала, почему не было смысла повторять.
Месяц мы провели в Югославии. Меня восхищал Дубровник, первый раз в жизни пожалела, что не умею рисовать, так хотелось запечатлеть эту красоту. Фотографии — это совсем не то. Я мечтала оставить на память солнце на стенах, узенькие улочки, каменные ступеньки, дерево, растущее прямо над обрывом, а под ним сапфировые волны. Как-то на пляже Михал, приглядываясь ко мне, произнес:
— Боже мой, Кристина, у тебя море в глазах.
В эту минуту на пляже я думала о том, как войду в издательстве в его кабинет. Осознавала ли я тогда, что после возвращения меня ждет ад? Наверное, нет, поскольку сама была своим адом…
Я позвонила в издательство и договорилась о встрече с редакторшей, уверенная, что та скажет: «Пойдемте к директору». Но она только выразила свою радость, что я успела к сроку. Я спускалась по лестнице, не веря случившемуся: он был тут и не захотел со мной увидеться. Злой, мстительный человек. Вновь нашел способ, чтобы унизить и отомстить.
Я ходила с этим две недели. И наконец, презирая себя, позвонила ему.
— Квятковский, — сказала он в трубке, зная, кто звонит, потому что нас соединяла секретарша.
— Кожецкая.
— Я вас слушаю. Какие-нибудь проблемы? Я знаю, что вы принесли перевод…
Не отдавая себе отчета, положила трубку. Зазвонил телефон. Поколебавшись, я сняла трубку и услышала голос секретарши:
— Извините, разъединилось.
А потом его голос:
— Нас разъединили.
— Я положила трубку, — ответила спокойным голосом, как всегда, когда начинала за себя бороться.
— Почему?
— Хотела встретиться, но…
— Когда? — прервал он.
Этот короткий вопрос выбил меня из привычной роли.
— Завтра.
Тишина, а потом его голос:
— У меня теперь нет своей квартиры.
Звучало примерно, как та фраза: «Допустим, я бы хотел с пани переспать». Это был тот же самый человек, который желал меня получить, увидеть меня побежденной.
— Неважно, приходите ко мне, — ответила я.
Тишина.
— Алло, — напомнила я о себе.
— Вы устраиваете прием?
— Нет, я приглашаю пана на десять утра, я буду одна.
И снова тишина.
— Алло, — повторила я.
— Не приду, Эльжбета.
— Должен прийти.
— Зачем тебе это нужно?
— Жду в десять, — проговорила я и повесила трубку.