— Кристина, — сказал Михал, — молодые пары в Советском Союзе кладут свои цветы у Мавзолея Ленина, значит, вам остается Поронин.[3]
— А тут как раз есть кладбище русских, — ввязалась в разговор бабка Калиновская, которая случайно услышала, что Михал сказал.
Хорошая была мысль с этим домом на Мазурах. Какое-то время мы искали дом, и сельский староста в Войнове показал нам большую избу за деревней над озером. От шоссе вела полевая дорога, но на одном участке ее перерезали корни старого дуба, не давая подъехать к месту. Мы с Михалом вышли и старались подтолкнуть машину (тогда уже у нас был «Фиат-125»), но ничего не получилось. Решили спуститься в ров и «взять хитростью» корни, другими словами, объехать. Однако на этот раз «фиат» застрял основательно. Оставив его, мы пошли пешком. Дом был старый, как и его хозяйка. Уже издалека он пугал черными дырами в черепице, замшелым и завалившимся забором.
На крыльцо вышла сгорбленная старушка с косичкой, как мышиный хвостик, вокруг головы. Морщины и борозды на лице почти скрывали глаза, похожие на синие жемчужинки. Она была глуховата и долго не могла понять, о чем идет речь. И написать нельзя, потому что у нее не было очков, а скорее всего, старушка и читать-то не умела. В конце концов мы плюнули. Сами осмотрели дом и вокруг него.
— Картина нищеты и печали, — изрек Михал.
— Но, как прекрасно кругом, посмотрите, — вставила я свое веское слово.
— Действительно красиво, — поддержал ты меня.
Мы вернулись в деревню. Староста дал нам лошадь, чтобы вытащить машину, а потом вместе с нами направился к старушке как переводчик. Жестами он объяснил ей, что мы хотим купить дом. Она обрадовалась.
— А вам будет где жить? — спросил ты.
— Пойдет к старшему сыну в другую деревню, — ответил за нее староста.
Мы подписали договор купли-продажи и вернулись в Варшаву. Ты по очереди с Михалом ездил в деревню проверять работу строителей. Снаружи мы решили оставить интерьер старого дома, а внутри все переделать. Внизу камин, лестница наверх, где хватало места на три небольшие комнатки — все из дерева. Бабка Калиновская на время работ перешла в сарай, а к сыну собиралась перебраться зимой. Но когда мы приехали на Рождество, то застали ее в кухне. Она притащила туда из сарая старый матрас из сена, какое-то одеяло и не мерзла. Мы спросила ее, как и староста, жестами, что с сыном.
— А… они не хотели. Сказали, что я старая, к работе не гожусь, а много ем… вот и осталась в насиженном углу. Я вас не стесню…
Мы переглянулись. Увидев наши лица, бабка Калиновская добавила:
— А что, я долго проживу? Мне уже девятый десяток идет.
Кончилось тем, что мы отдали ей одну из комнат наверху. Я боялась, что это хождение по лестницам для нее будет тяжело.
— Я бы еще до неба долезла, если бы святой Петр мне лестницу спустил, — проговорила она. — Что там для меня такие ступеньки…
И Михал, видя, как она бегает, сказал:
— Бабка Калиновская скачет, как серна.
И с этих пор мы ее так и называли.
Потом мы приехали на лето и уже радовались ее присутствию. Она рассказывала нам, что за это время произошло. Наиболее драматичной была история про куницу, которая летом жила на чердаке, а когда мы из чердака сделали этаж, она попробовала жить в камине. Когда бабка разожгла камин, бедняжка подкоптилась. Камин забился, дымил. Бабка вызвала трубочиста, заверив, что «они заплатят».
— Кто это — они? — недоверчиво спросил трубочист.
— Городские.
Так она постепенно стала членом семьи. Когда обещали сильное похолодание, мы беспокоились, что она может замерзнуть. Собираясь на следующее Рождество, взяли для нее пуховое одеяло. Мы удивились, что в окнах темно, даже дым не шел из камина.
— Может, ушла к сыну? — решила я.
— Или умерла, — добавил Михал.
Мы нашли ее наверху, скрюченную на кровати.
— А я не встаю, — сказала она. — Что-то не хочется вставать.
В комнате было холодно, как на дворе. Михал пошел рубить дрова, а ты за своей сумкой в машину. Вынул стетоскоп. Бабке не понравилось, что ты заставил ее раздеться.
— Это не шутки, — проговорил ты. — Похоже на воспаление легких.
Мы отвезли ее в ближайшую больницу, но, несмотря на твои требования, больную не собирались там оставлять. Не хотели даже сделать ей рентген. Дежурный врач сказал: