Наш проводник обещал устроить нам ночлег в Долине на все время нашего пребывания. А мы тем временем, горя нетерпением, поспешили в церковь. Но только мы хотели открыть дверь, как появился проводник и просил следовать за ним.
Мы прошли с ним через все село. Улица была безлюдна, но чувствовалось, что за нами следят из каждого крохотного потайного оконца.
Проводник остановился перед домом, который внешним видом ничем не выделялся из остальных. Я отсчитывал про себя все дома от церкви, чтобы потом самим найти дорогу назад.
Нас приветствовала пожилая женщина, дружелюбно, но без тени улыбки на лице. Она предоставила в наше распоряжение свою единственную комнату, а сама пошла спать к соседям. Перед тем как уйти, она поставила на стол простую еду. Черствый хлеб и вино.
Странное предчувствие охватило меня. Я поднял кувшин и отпил глоток. Разумеется, как я и думал, то же самое вино, которое высшие чины Ватикана пьют по особым случаям. Только оно было гораздо свежее и не столь выдержанно, но все с тем же самым характерным для него вяжущим привкусом.
Не успели мы и словом перекинуться с хозяйкой, как она уже исчезла; мы разглядели ее фигуру в темноте, она шла к соседнему дому.
Кровать оказалась достаточно широкой, в свое время в ней наверняка, спали не только родители, но и дети.
Но она была невыносимо жесткой, снизу лежало только немного соломы. Ночь в Долине была довольно прохладной, а крохотные оконца в доме были без стекол. Тонкие одеяла совсем не грели. Поворочавшись с боку на бок, мы снова оделись и заползли в свои спальные мешки. Мы спали крепко и проснулись, когда вернулась наша хозяйка.
Она растопила печь. На завтрак мы получили то же самое, что было вчера на ужин — черствый хлеб и вино.
Я хорошо помню, как удивился тогда, двадцать лет назад, когда на приеме у престарелого кардинала мне подали красное вино в Вокале, хотя было еще далеко до полудня. Здесь, в Долине, я сообразил, что красное вино к завтраку в природе вещей.
Разговорить женщину стоило немалого труда. Она отвечала односложно. Позже мы поняли, почему. Беседуя с другими жителями, мы обнаружили, что все они говорят на местном диалекте, особенном и почти непонятном.
Мы было уже решили, что наша поездка в это заброшенное село оказалась совершенно напрасной. Но положение спас местный священник. Он приехал сюда после кончины своего предшественника и полагал, что навсегда останется жить здесь до самой смерти. Может, он и сетовал на судьбу, но не упоминал об этом вслух.
После завтрака мы сразу же направились в церковь. Дверь церкви рассохлась и, когда мы ее открывали, страшно заскрипела в петлях. Внутреннее помещение было невелико, скамьи — низкие и без спинок. Мы поискали глазами алтарь. Да, там висела картина, ординарное изображение распятого Иисуса.
Появился священник и встал рядом с нами. Он незаметно для нас прошел через боковую дверь в правом крыле алтаря. Дверь вела в комнату священника, где он квартировал. Он пригласил нас к себе, убрал лишнее с кровати, чтобы нам удобнее было сидеть. Сам сел на низенькую скамейку. Ящик заменял ему стол.
Священник был еще очень молод. Густые, коротко стриженные волосы без намека на седину. Лицо светилось молодостью и надеждой. Его ряса была сшита из грубого полотна, что выглядело совершенно естественно на фоне окружающей бедности. Но при этом он был преисполнен гордости. Он знал свои обязанности и готов был их исполнить.
Священник угостил нас вином. Снова мы пили вино, второй раз за этот день, хотя не было еще и десяти утра. И снова — то же самое вино, с тем же самым привкусом.
«По правде сказать, я жизнью обязан этому вину, — сказал священник, — иначе мне пришлось бы голодать, как и всем моим предшественникам. После того как Долина начала поставлять вино Ватикану, местной церкви перепадает небольшая сумма от продажи. Достаточная для безбедного существования и для поддержания порядка в церкви. Если бы я зависел только от подношений прихожан, мне пришлось бы худо. Жителей здесь осталось немного, да и те в основном неверующие. Вот уж два столетия, как они отвернулись от церкви».
«В 1808 году», — сказала моя жена.
Священник с удивлением взглянул на нее и кивнул головой.
«Да, в 1808 году. В тот год местный священник совершил большую ошибку, такую большую, что сам Бог, я думаю, все еще не может простить его, за грех почитает. Согласно легенде, здешний народ получил из рук самого Господа чудесный дар — картину с изображением Марии с младенцем. В легенде говорится, что на жителей села тотчас же снизошла небесная благодать — они начали петь. С тех пор они пели всюду — дома, за работой на виноградниках. Но лучше и красивее звучали их голоса в церкви, когда они собирались все вместе, чтобы возблагодарить Господа Бога и восславить его.