Здание новой церкви также было в некотором роде даром, пожертвованием одного очень богатого банкира, озабоченного своей посмертной славой. Злые языки утверждали, будто она ему уже обеспечена наживой огромного состояния таким путем, что и говорить стыдно. Его связи с мафией ни для кого не были секретом. Но церковные служители делали вид, будто ничего не ведали об этом.
Ватикан желал видеть свой подарок в качестве алтарной картины в новой церкви, но архитектор категорически воспротивился этому. Старинная картина, по его мнению, нарушила бы современный стиль церкви. Да к тому же для алтаря была уже изготовлена иная картина, некая стилизация — парящий в небесной лазури голубь. Было решено, что картина неизвестного художника, изображающая Мадонну с младенцем, по всей вероятности, написанная в пятнадцатом веке, будет висеть в боковом продольном нефе.
Только на следующий день я нашел то, что искал все время. В статье газеты Иль Мессажеро сообщалось, что при внезапном обрушении церкви картина полностью повреждена, равно как и вся остальная утварь. Я обратил внимание на имя журналиста. Да, тот самый, который красочно описал убийство, совершенное мною прошлой осенью.
Но я знаю больше любых газет и всяких журналистов. Говоря откровенно, я сам — часть этой истории. В ней корни моей трагедии. Вот почему я решил воспользоваться свободным временем здесь, в тюрьме: упорядочить весь материал, описать все, что я знаю и что я лично пережил. Нестерпимо больно, когда тебе не верят.
Но если я решился рассказать правду, значит приходится рассказать о себе. Честно говоря, делаю это неохотно, поскольку никогда не любил выставлять напоказ свою персону. Считаю себя ординарным ученым сухарем, или, как это модно сейчас говорить, я — без харизмы.
Отец исчез из моей жизни до того, как я успел народиться, а матушка моя умерла, когда мне было семь лет. Она страшно раздражалась, когда заходил разговор об отце, поэтому, возможно, он мне и запомнился. Неуемный фантазер и неудачливый изобретатель — так думала она о моем отце. Единственное, что я получил от него в наследство, была папка с несметным количеством копий патентных заявлений, каждое было снабжено официальным ответом патентной конторы, где торжественно сообщалось, что заявка рассмотрена и отклонена.
Самое последнее, сотое изобретение, касалось способа, с помощью которого можно было вызвать дождь. Из патента было видно, что отец воспользовался некими древними знаниями, полученными им от отца. Изобретение было датировано 4-м августа 1935 года.
Я был зачат в тот самый день и в тот самый год. А случилось это вот как. Отец был настолько взбудоражен своим открытием, что ему необходимо было с кем-то поделиться. Он примчался в книжную лавку, где работала моя матушка, выманил ее оттуда и потащил в постель. Такие штучки он проделывал с нею и раньше во время отдельных своих набегов на лавку, но, по словам матушки, в этот день, в первый и последний раз, все получилось по-настоящему хорошо. Если не считать двух часов в конце сентября. В тот день они поженились, и отец был сразу же отправляй воевать в Эфиопию.
Больше я ничего о нем не знаю. Знаю еще, что он дезертировал.
Это случилось так. Он сидел вместе с товарищами по оружию и обедал. Разглагольствовал о новом своем открытии, которое должно изменить весь мир. Но неожиданно замолк на полуслове, в глазах его появилось отсутствующее выражение. Он встал и пошел прочь из лагеря, ни разу не обернувшись. С тех пор никто его больше не видел.
Мне пятьдесят три года, я библиотекарь по специальности. Двадцать лет проработал в отделе рукописей Ватикана, последние два года в качестве заведующего небольшим научно-исследовательским отделом. Справедливости ради должен признаться, что постепенно я приобрел репутацию знатока древних рукописей. Моя докторская диссертация, посвященная произведению египетского отшельника Пахомия Великого о правилах монастырской жизни (320 год), принесла мне авторитет в научных кругах.
Я в полном смысле слова с головой погружен в старые рукописи. У них ведь своя особая жизнь, у этих манускриптов, и они чудным образом стали частью моего существования и в какой-то мере управляли мной.
Сейчас, задним числом, я понимаю, что на некоторое время пришло спасение от этой рукописной лавины, когда я встретил женщину, ставшую моей женой. Она была на шестнадцать лет моложе меня. К тому времени я уже свыкся с мыслью, что мне придется коротать свой век холостяком, ведь работа с древними манускриптами заполняла до отказа все мое бытие, включая досуг. Кроме того, я был ужасно застенчивым от природы, особенно в обращении с женщинами, а специфика работы только усугубляла эту мою черту.