По-видимому, маму вообще не волновало и не огорчало то, что она лишилась многого, чем располагала прежде. Конечно, ей пришлось забыть о лондонских светских приемах или о том, чтобы время от времени получать приглашения в Карлтон-Хауз от самого принца-регента, но ей это и не было нужно. Она была счастлива, что смогла устроить удобный и привлекательный дом для своего мужа, что их с супругом чувства глубоки и взаимны. Пандоре даже иногда казалось, что и трагическая смерть родителей была предопределена и явилась закономерным завершением всей их жизни: родители сами, очевидно, выбрали бы такой конец – умереть одновременно и вместе, так как были не способны существовать врозь.
Вот такого союза сердец она желала и для себя. Совершенно невозможно было и думать о замужестве с кем-то вроде Проспера Уизериджа. Ей претила мысль о физической близости с ним. К тому же он был таким напыщенным, самовлюбленным, таким святошей и ханжой, всегда всех осуждал, замечая в других лишь пороки и недостатки, точь-в-точь как тетя София.
Пандора помнила, как, напротив, был терпим и снисходителен к слабостям и недостаткам окружающих ее отец. «Да ведь они изо всех сил стараются быть лучше, – рассуждал он, – и надо дать им для этого шанс. Люди могут отдать только то, что имеют, а мы часто требуем от них невозможного».
Проспер Уизеридж был не способен так рассуждать и поступать, и Пандора не сомневалась, что он скверно относится к своим ближним и, конечно, уже выразил недовольство по поводу предстоящего праздника в Чартхолле.
Между прочим, никто в епископском дворце понятия не имел, как сильно задевают Пандору презрительные отзывы о новом кузене-графе, которого она никогда не видела. Да, может быть, он действительно таков, каким его считают родственники, но все равно им следует отзываться о нем с бо́льшим тактом и уважением.
Она никогда не встречалась с ним: их общий дедушка, четвертый граф Чартвудский, умер через два месяца после смерти родителей Пандоры. Дедушка-граф был стар и болен. Он яростно ненавидел своего внезапно возникшего наследника и ни разу не пригласил его в Чартхолл. И это, конечно, можно понять и простить: два сына дедушки, родные братья ее матери, наследники и титула, и поместья, погибли на войне. Младший, моряк, пал смертью храбрых в битве на Ниле, сражаясь под знаменами адмирала Нельсона в его победоносной битве с французским флотом. А старший кузен, которого Пандора помнила и очень любила, погиб при Ватерлоо. Удивительно ли, что его несчастный отец, а ее дед, был так удручен, и не только гибелью сыновей, но и тем, что теперь, после его собственной смерти, графский титул и поместье перейдут по наследству какому-то неизвестному родственнику, сыну актерки? А ведь совсем недавно перспектива наследования казалась старику такой прочной и незыблемой, как вдруг, внезапно, прямых наследников сметает с лица земли Судьба, а их сестра, его дочь, трагически погибает вместе с мужем. Тогда, кстати, один из деревенских жителей и сказал Пандоре: «Когда ваша матушка тоже ушла из жизни, Его Лордство словно уперся лицом в стену и сам окаменел!»
Пандора деда понимала: после смерти родителей она испытала такое же леденящее чувство крушения мира.
Пятый граф Чартвудский слыл совсем другим человеком, чем его погибшие в войнах родственники. К тому же до нее стали доходить слухи о его более чем экстравагантном поведении – попойках, огромных карточных ставках, безумных пари и оскорбительном для «всех порядочных людей» поведении, настолько оскорбительном, что в присутствии Пандоры мужчины упоминали обо всем происходящем только шепотом. Став наследником и владельцем титула и поместья, новый граф поселился в Чартхолле, и Пандора иногда надеялась, хотя и с некоторым опасением, что кузен-граф пригласит в гости и ее, еще незнакомую родственницу. Было достаточно тех, кто мог бы рассказать ему, где теперь, после смерти родителей, обитает кузина Пандора. Но все, казалось, были заняты только распространением слухов об оргиях, которые происходят в Чартхолле, словно это были самые интересные рождественские сказки. Жители кафедрального Линдчестера болтали обо всем как заведенные, хотя граф вскоре вдруг покинул усадьбу. Но ненадолго. Через два месяца он снова прибыл в Чартхолл, хотя окрестные привилегированные семейства, которые раньше стремились познакомиться с графом, теперь сторонились его. Когда Пандора расспрашивала о нем у деревенских жителей, они отзывались о происходящем в Чартхолле и о самом графе с неохотой и даже страхом, а тетя отвергала всякую возможность познакомиться с ним в весьма недвусмысленных выражениях. Дядя-епископ, вернувшись домой после встречи с новым родственником, был тоже сердит и неприязненно настроен.