Приложение к «краткой записке» И. П. Кушнерова 8 января 1905 г.
«Дело» № 117
Достигнув 20–тилетнего возраста и оставаясь по–прежнему в вере православной, я пожелал вступить в законный брак с троюродной моей сестрой девицей Натальей Афанасьевной Пархоменковой, 19 лет отроду, — обратился к местному приходскому священнику Платону Горшкевичу с просьбой бракосочетать нас, но последний просьбу нашу и просьбу моего родного отца баптиста Онисима Пархоменкова отклонил, потребовал от меня и моей невесты тут же в церкви при прихожанах произнести проклятие на исповедываемое моим родным отцом, Онисимом, вероучение. Боясь Бога и страшась делать какой бы то ни было религии, даже и магометанской, поношение, тем более проклятие на исповедываемое моим отцом Евангельское учение Христа Спасителя, мы требование это выполнить не могли, а потому и оставлены им неповенчаны. Мне кажется, что пока я и моя невеста остаемся верными православным убеждениям, требование священника Горшкевича является необоснованным, и за религиозные убеждения моего отца, или кого другого из сектантов, я не должен нести никаких ограничений по моей религии или ее обрядов. Всякие такие притеснения и несправедливости со стороны духовных наставников, при существующем в нашей семье разделении, послужат только к большему отпадению от православия остальных членов семьи» [538].
«Утро», 22 июля 1912 г., № 1766.
Статья по поводу циркуляра министра внутренних дел Макарова о сектантах; приводится ссылка на книгу А. Ф. Кони «На жизненном пути», где вспоминается, как от формально дарованных прав на молитвенное собрание мало что оставалось.
«Началось с формального вопроса о местах для частного и общественного богомоления… Подчиняясь толкованию духовных властей, что допущение единомышленных по вере людей молиться в частном доме — равносильно устройству особо предназначенного для этого здания, каковое влечет за собою уголовную кару, если для этого не испрошено разрешения надлежащего начальства, — толкованию, обращавшему в ничто закон 1883 г., строго разграничивавший частные дома и особо предназначенные для богослужения здания, — судебные власти начинали дело, которое обыкновенно оканчивалось в апелляционной инстанции обвинительным приговором со всеми свойственными подобным делам постановлениями…
Понятно, что очень немногие из подобных дел доходили до Сената. Когда же, пользуясь немногими дошедшими, Сенат высказал свою точку зрения, и оказалось, что она расходится с точкой зрения администрации, тогда внезапно прекратилось обычное ранее печатание руководящих разъяснении Сената в «Правительственном Вестнике» (вспомним воспоминание Кони после смерти Победоносцева, что последний прямым вмешательством препятствовал печатать правильные рекомендации в указанном правительственном печатном органе. — А.Б.). Таким образом узнавать о таких решениях судьи могли только из редко появлявшихся сборников кассационных решений, а потом и вовсе не могли, ибо некоторые услужливые первоприсутствующие, не имея возможности помешать справедливому решению, клали зато на него резолюцию — «не подлежит печатанию».
Во многих случаях стали, например, считаться общественным богомолением: частные молитвы штундистов у себя на дому в присутствии близких лиц; собрание нескольких родственников штундиста в его доме для погребения его умершей дочери, без всякого при этом внешнего доказательства ереси; прочтение вслух св. Писания и пение псалмов, или присутствие трех гостей в семье штундиста для беседы «с братом о Господе и слове Божьем». В одном из дел оказался протокол урядника о том, что, проходя мимо хаты крестьянина и заметив в ней свет, он нашел, войдя, хозяина и его свояка читавшими св. Писание, о чем и составлен им надлежащий акт с приобщением к нему книги, «именуемой Евангелие»…
… И не дешево стоили сектантам такие протоколы: за ними следовали аресты, тюрьмы, высылки, штрафы… Так, вспоминает Кони, в селе Хотомле Волчанского уезда с шести сектантских семей было взыскано за участие в религиозных собраниях, кроме арестов, 267 рублей; у другого крестьянина того же села, человека многосемейного, — у него четверо малолетних детей и жена калека, — продали единственную корову и т.д., и это еще были самые мягкие меры…» [539].
«Речь» 30 ноября 1913 г.
«МВД разослало циркуляр, в котором напоминает об обязанностях чинов полиции при производстве дознания по делам религиозных и государственных преступлений.
По делам об отступлении от христианской веры и совращения из православия преследования раньше учинялись исключительно по требованиям духовного начальства. Ныне же по этим делам установлен общий порядок возбуждения уголовного преследования…
То обстоятельство, что производство дознания по делам о государственных преступлениях возложено, как общее правило, на офицеров корпуса жандармов, не освобождает, однако, чинов полиции от обязанности производить в некоторых случаях дознания по такого рода преступлениям. Дознания по политическим преступлениям (а инославные христиане обвинялись по таковым «злодеяниям». — А.Б.) могут начинаться чинами общей полиции не только по предложению чинов прокурорского надзора, но и по своему непосредственному усмотрению» [540].
Из деревни Высокая Радомысльского уезда Киевской губернии:
«Мы: евангельские христиане (некоторые из нас исключены из православия) подали прошение Уездному Исправнику о разрешении в нашей деревне на устройство собрания, но он нам отказал в виду того, что среди подписавших есть женщины. Мы подали второе прошение, подписанное теперь уже мужчинами, но после этого нам решительно запретили собираться на молитвы. Мало того, явился стражник и переписал всех, начиная со стариков и кончая шестимесячным младенцем…» [541].
Из фондов В. Д. Бонч–Бруевича:
«Преследования евангельских и сродных им христиан в России во время войны 1914–1917 гг.»
«Главный Начальник Одесского Военного Округа Генерал–Губернатор Генерал–от–Инфантерии Эбелов
Постановлением Главного Начальника Одесского Военного Округа и Генерал–губернатора закрыты все зарегистрированные в порядке закона 1906 г. сектантские общины Херсонской губернии, на основании чего Губернским Правлением предложено было уездным Исправникам и Полицмейстерам губернии отобрать от Советов закрытых общин метрические книги и общественные печати, и хранить таковые при полицейских управлениях до особого распоряжения… Новые же записи на 1915 год должны быть заносимы в городских управах и в волостных правлениях в метрические книги для сектантов…» [542].
Здесь же аналогичные распоряжения по многим другим городам: Севастополю, Казани, Москве, Московской губернии, Рязанской губернии…