Катя включила компьютер и уставилась в монитор.
— Вы сами навязали мне вашу Никамоду, — сказала она отрывисто, — мне она и даром не нужна. А если в довесок к ней прилагается еще и бесконечная подозрительность и контроль за моей жизнью — то забирайте свои игрушки, я с вами больше не играю. И вообще, пусть господин Малиновский сам таскает такую тяжесть, как Никамода, и ходит под угрозой следствия.
— Понятно, — вздохнул Жданов. — Малиновский остается в опале. Но мы можем соблюдать хотя бы видимость мира?
— Видимость? Мы — можем, — сухо ответила Пушкарева. — Я же не неврастеническая барышня.
— Кать.
Она уже подняла трубку и сказала в нее:
— Михалмихалыч, это Пушкарева. Зайдите пожалуйста в кабинет президента.
— Кать, — повторил Жданов, когда она положила трубку.
Она мученически вздохнула: ну и долго вы мне мешать работать будете? — говорил её взгляд.
— Понял, — отступил Жданов, — я сам найду Федора и отправлю его за персиками. Что-то так персиков захотелось.
— Андрей Павлович, — окликнула его Пушкарева, когда он уже почти покинул её каморку. — Попросите еще и груш тогда.
Ткаченко пришел, когда Федор, малость обалдевший от такого задания, уже покидал кабинет.
— Иван Иванович! — приветствовал его Жданов.
— Михаил Михайлович, — поправил его тот.
— И это просто отлично. Михаил Михайлович, нам снести вот эту стену.
— Снести стену? — почесал затылок Ткаченко.
— Снести стену? — повторила Пушкарева, выскакивая из каморки.
— Ой, — испугался Ткаченко, не ожидавший такого явления.
— Здрасти, — сказала Катя.
— Все бы вам ломать, — проворчал Ткаченко, — люди специально эту стену воздвигали, старались. Как сейчас помню, пришел ко мне Павел Олегович, да и сказал: только ты мне, Михалыч, можешь помочь…
— Стену сносить будем? — почти ласково спросил Жданов.
— Не будем, — уперся тот, — потом придет новый президент, и что? Заново ставить?
— Я вам покажу нового президента, — осерчал Жданов. — Посмотрите на этого человека, Михалмихалыч, — он схватил Пушкареву за узкие плечи и поставил её перед Ткаченко.
— Господи помилуй, — вырвалось у завхоза.
— Вот именно, — поддержал его Жданов. — Личико бледное, губки синенькие.
— Ну знаете ли, — возмутилась Пушкарева и попыталась сбросить со своих плеч тяжелые ладони.
— А все почему? — напирал Жданов.
— Почему?
— Потому что вы отказываетесь сносить стену! — завопил он.
— Да что её сносить-то, это гипсокартон, — подал назад Михалмихалыч. — Раз такое дело… Два раза плюнул, три раза дунул, и готово.
— Вот дуйте и плюйте. Только дверь оставьте.
— Как это? — обалдел Ткаченко.
— Очень просто, — Жданов неохотно выпустил Катю. У неё были теплые округлые плечи, хотя казалось, что остренькие. — Вот этот кусок стены, где дверь, оставьте на месте.
— Зачем? — хором спросили Пушкарева и Ткаченко.
— Ну чтобы у Екатерины Валерьевны всегда была возможность ею хлопнуть.
Он едва не расхохотался, увидев лицо Кати — смесь изумления, оскорбленного достоинства и веселья.
— Серьезно, Кать. Эта дверь будет как бы разделителем между моим и вашим кабинетом. Вы будете в неё входить и выходить, её открывать и закрывать…
Ткаченко крякнул.
— Во дурдом, — резюмировал он.
Михалмихалыч обещал все сделать от обеда и до рассвета, Катя уткнулась в свои бумажки, и, помаявшись от безделья, Жданов отправился к Малиновскому.
— Хочешь персик? — предложил он, входя в его кабинет.
— Персик? — задумчиво переспросил Ромка, что-то чиркая на листочке.
— Или грушу?
— Жданыч, а на солененькое тебя не тянет?
— Кстати, мы с тобой обедаем сегодня в «Карамели».
— А, нас тянет на сладкое!
— Вместе с женсоветом.
— О как, — Малиновский поднял на него глаза. — Ты нашел себе новых друзей, да?
— Просто небольшое извинение за задержку зарплаты, — Жданов откусил персик и бросил Роману грушу.
— Демократичный вы наш! — восхитился тот. — Кстати, как там наша мымра?
— Застряла сегодня посреди дороги, потому что у неё кончился бензин.
— Пушкарева работает на бензине? — обрадовался Малиновский. — А я думал — на батарейках!
— А при чем тут Пушкарева? — не понял Жданов.
— А что, у тебя завелась еще одна мымра?
— Ты бы, мой друг, сменил риторику.
Малиновский покрутил в руках грушу и засунул её зачем-то в карман.
— А то что? — спросил он. — Тоже подашь на меня в суд? Я вообще не понимаю, почему ты так расслаблен. Компания принадлежит…
Жданов встал и направился к выходу.
— Ты заберешь Ольгу Вячеславовну, Шуру и Амуру. Я Катю, Светлану, Татьяну и Машу.
— А без Маши никак?
— Без Маши никак.
— Палыч, Палыч, а Кира знает, что ты везешь женсовет в «Карамель»?
— Как тебе сказать, — замялся он.
— Могу предложить тебе политическое убежище под моим столом, — посмеиваясь, сказал Малиновский. — Ты ведь помнишь, что было, когда ты провел женсовет на показ?
— Глупости всё это, — подумав, решил Жданов. — Я имею право пригласить сотрудников на обед. В этом нет ничего предосудительного.
— Ну все, Новосельцев, ваше дело труба.
«Карамель» была известна на всю Москву своими десертами, и Катя, часто планирующая деловые встречи Жданова, назначала там обычно переговоры с партнерами-женщинами.
Он редко здесь бывал: модели не жаловали сладкое, да и сам он его не любил. Но сейчас, глядя на то, как Пушкарева упоенно разделывается с «Анной Павловой», облизывая ложечку едва не со сладострастием, ему вдруг тоже захотелось безе.
Он сглотнул и перехватил смеющийся взгляд Малиновского.
Ромка блистал на этом обеде, включив дежурное обаяние. Сыпал шутками и комплиментами, и осторожно подкатывал к Кате. Она была доброжелательна и вежлива, но держалась отстраненно.
Впрочем, женсовет был таким шумным и говорливым, что вряд ли у Пушкаревой был шанс вести себя иначе.
Жданова раздражал этот бесконечный стрекот и хохот, но винить было некого. Он сам на это подписался. Зачем-то.
Зачем?
— Андрей Павлович, — обратилась к нему Амура. — А давайте я вам погадаю… ну в знак благодарности за то, что вы нас привезли в такое чудесное место.
— А давайте, — подхватил Малиновский. — А то у Андрея Павловича будущее столь не определенно. На вас вся надежда, Амурочка.
— Не надо, — сказали Жданов и почему-то Катя.
— А вот и надо, — не унимался Ромка.
— Надо-надо, — замитинговали девицы, и Жданов равнодушно пожал плечами. Чем бы женсовет не тешился…
— Ой, — сказала Амура, посмотрев на карты, — вас ждет такое! Да у вас вся жизнь перевернется.
Ну точно попрут из президентов.
— Закончится что-то большое и начнется нечто новое, прекрасное. Но тут кочки-кочки, препятствия и все такое. А потом большое человеческое счастье.
Счастье так счастье.
— Катя, подождите минутку, — попросил он, когда девочки выпадали из его машины на стоянке Зималетто.
Она послушно осталась сидеть на своем месте.
Дождавшись, пока женсовет отойдет подальше, он напомнил:
— Кать, у нас в кабинете сейчас штатный дурдом. Было бы неразумно сейчас туда возвращаться.
— Проедемся по банкам?
— Лучше, — хмыкнул он, снова заводя машину, — прогуляем школу.
Он забыл мобильник в своем кабинете.
Вот оно счастье.
========== 10 ==========
— Мы кого-то ждем? — спросила Пушкарева через пять минут. Они все еще торчали на стоянке Зималетто.
— Малиновского, — ответил Жданов, — он ставит машину на подземный паркинг.
— Конечно, — пробормотала она удрученно.
В принципе, исполнять политическое завещание Малиновского и окружать Пушкареву вниманием было не так уж и сложно, как Жданову поначалу показалось. Она была неприхотливой, как сорняк, и никаких диких прихотей не выказывала. Вот и сейчас предпочла молча замкнуться в себе, не возражая против неприятной ей компании.