— Андрей Павлович, — с упреком начала было Таня, но он уже развернулся и направился к себе. Очень хотелось унести с собой картину, но коллектив, который и без того смотрел волком, вряд ли бы понял, если бы президент начал отбирать подарки у своих подчиненных.
— Черт, только этого не хватало! Оказывается, у таких, как Пушкарева, тоже бывают дни рождения! Кто бы мог подумать, а? — влетев в свой кабинет, в сердцах сказал Жданов.
— А что, а что ты думал, что у «таких» только один праздник: сдача квартального отчета? — рассудительно ответил Ромка. — Прекрасно! Прекрасно. Какой же ты жестокосердный, ты невнимательный начальник. У твоей помощницы праздник, а ты даже не удосужился ее поздравить.
— Да я не знал! Она мне слова не сказала, хотя мы до часу ночи не расставались, — рявкнул Жданов.
— А надо было читать по глазам, по улыбке, а еще лучше по личному делу, которое, между прочим, несложно взять в отделе кадров… — тут до Малиновского дошло. — Что ты делал до часу ночи с Пушкаревой? С Пушкаревой?! Ты от неё, что ли, к Кире приехал весь такой утомленный нарзаном?
От ответа его спас звонок телефона на Катином столе.
— Пушкарева, — буркнул Жданов, срывая трубку.
— А вот и нет, — ответили ему, — вы не Пушкарева, вы Жданов. Перепутали?
— Зорькин?
— Я! — молодцевато ответила трубка.
— Вы, наверное, звоните, чтобы поздравить Катю? Её пока поглотил спрут под названием женсовет. Кстати, Николай Антонович, а что лучше подарить Пушкаревой?
— Командировочное удостоверение, — быстро ответил Зорькин.
— В Тамбов? — от неожиданности брякнул Жданов.
— Ну что же сразу в Тамбов, широка страна моя родная, можно и в Тулу, тоже на букву «т» начинается. Тут у нас такая похоронная атмосфера, что у Катьки уже нервы сдают. Валерий Сергеевич, конечно, пытается не наседать, но из него выходят лишь вздохи!
Дверь открылась, и картина, пошатываясь, засеменила по кабинету. Катю за ней почти не было видно.
— О господи, — вздохнул Малиновский. — Катенька, ну верните вы экспонат в Третьяковку! Что ж вы делаете?
— Здравствуйте, Роман Дмитриевич, — пропыхтела картина.
— Я пойду… посмотрю… последние… отчеты о продажах, — слинял Малиновский, начертав в воздухе нечто угрожающее. Оно означало примерно следующее: помни о Кире, а за ночи с Пушкаревой ты передо мной еще ответишь.
— Перезвоните, — сообщил Жданов Зорькину и подхватил пошатывающуся картину, желая облегчить Пушкаревой ношу. Она продолжала стойко за неё цепляться, и теперь они вдвоем держались за раму.
— Катя, а почему о вашем дне рождения я узнаю последним? — получилось слишком сурово, но она сама была виновата. Предупреждать же надо!
— Андрей Палыч, последней узнала Кира Юрьевна, — выглянула из-за букета Катя. На её волосах были пушистые шарики мимозы. — Вы знаете, Андрей Павлович, у вас столько дел, а тут еще я с этим днем рождения.
— Катя, я чувствую себя идиотом. Какие дела? О каких делах еще могут идти речь?
— Перестаньте. Этот день для меня совершенно… ни к чему все эти поздравления.
Улыбаясь, Жданов пытался собирал цветочки с косичек.
— Катя, я должен был подготовиться, — мягко заметил он.
— Это совершенная ерунда. Ой, — картина начала заваливаться набок вместе с Катей, и Жданов перехватил их обеих поудобнее.
— А для меня нет.
— А для меня — да.
— Кать, — поставив картину на пол, возмутился Жданов, — что вы со мной постоянно спорите?! Я это я, вы это вы. Вам это понятно?! — Пушкарева притихла, смотрела виновато, и он устыдился своего рычания. — Простите, вырвалось.
Катя робко улыбнулась и подняла руку, чтобы стряхнуть мимозу с его волос.
— Я не хотел на вас кричать. Просто я очень расстроен, — попытался объясниться он.
— Простите, пожалуйста, — произнесла она почти нежно.
— Это вы меня простите. У вас такой день, а я как упырь какой-то.
— Совершенно обыкновенный день. Я никогда не отмечаю его.
— Просто я начинаю нервничать, когда… если вы что-то скрываете от меня, — признался Жданов. — Да отдайте уже это произведение искусства, — он все-таки отобрал у неё картину и пристроил её к стене. Потом забрал букет и положил на стол. — Идите сюда, — усадив Катю на стул, он принялся аккуратно освобождать её волосы от цветов.
— Я сказала вам, что это не важно, не для того, чтобы успокоить вашу совесть, — ответила Пушкарева, вертя головой. — А потому, что для меня эта дата действительно не имеет никакого значения. С чего тогда ей иметь значение для вас?
— Как это она не имеет для вас значения? — удивился Жданов. Присев на корточки, он взял Катю за руки, заглядывая ей в глаза. — Поясните, а то я ничего не понимаю.
— Андрей Павлович, когда у людей день рождения, они устраивают праздник. Они приглашают домой друзей. Но… мне никогда не хотелось устраивать ничего подобного. Единственный раз я праздновала день рождения ради своих родителей, это было на моё пятнадцатилетие. Мама предложила пригласить моих одноклассников, напекла пирожков, накрыла на стол. Колька повесил шарики. И никто не пришел. Никто из всего класса, — она говорила спокойно, ни на что не жалуясь, а просто объясняла ему, как он того и просил. — Поэтому больше я никогда не устраивала праздников на свой день рождения. Так что не беспокойтесь, Андрей Павлович.
Он задумчиво разглядывал её.
— Почему вас не любили в школе, Катя?
— Некрасивая зануда-отличница, — пожала она плечами, — я не прогуливала уроки, не курила за гаражами, не подлизывалась к главарям класса. У меня всегда были выучены все уроки, учителя ставили меня в пример. Да вы бы тоже не любили меня, если бы учились вместе со мной. Вы-то, наверное, были самым популярным мальчиком в школе.
Он засмеялся.
— Катя, хотите в Тамбов?
— В Тамбов? Вы меня в ссылку, что ли, отправляете?
— В командировку, — пояснил Жданов. — Срочную.
— Но у нас нет никаких дел в Тамбове, — с недоумением ответила Катя.
— Вот так раз! В таком случае мы, конечно, туда не поедем.
— Мы?
— Мы поедем в Тулу. Тоже на «т» начинается.
Она смотрела на него изумленно и доверчиво, как любопытный заяц.
========== 18 ==========
Уже в пальто, Жданов сидел возле входа и терпеливо ждал, пока Пушкарева в десятый раз объяснит своему отцу, что график командировок составляется без учета дней рождения сотрудников, что поездка была давно запланирована, что она забыла предупредить заранее, потому что у неё голова от всего кругом.
Дверь приоткрылась и появились головы Шуры и Амуры. Оглядевшись по сторонам, они не обнаружили начальства и предприняли партизанскую попытку просочиться к столу Пушкаревой.
Когда Жданов их окликнул, девицы подскочили на месте.
— А мы вот Катю хотели пригласить на обед, — объяснили они.
— Папа, мы отметим мой день рождения позже, — устало сказала Катя в трубку.
У неё был такой замученный вид, что обед с женсоветом запросто мог её доконать.
— Не получится, — терпеливо сказал Жданов, — я же вам уже объяснил.
— Но мы думали, что вы передумаете… Сегодня ведь такой день…
— День — рабочий, — гаркнул Жданов.
Девицы, пылая социалистическим негодованием, попятились к двери.
— Амура, — попросил он, — вы часика через три сообщите Кире Юрьевне, пожалуйста, что мы с Екатериной Валерьевной поехали в Тулу поглядеть помещения под производство, хорошо? Вернемся завтра. Ну и забронируйте нам приличную гостиницу.
— Как в Тулу? — изумилась Амура.
— Почему завтра? — изумилась Шура. — Это же близко совсем. Вжух туда, вжух обратно.
— А напомните мне, — повысил голос Жданов, — с каких пор я обязан отчитываться перед собственным секретариатом?
— Так ведь день рождения у человека…
— Да ведь это всего лишь день рождения, а не конец света, — с отчаянием выкрикнула Пушкарева, — мама, ну объясни ты ему! — и шмякнула трубку на аппарат.