Выбрать главу

— Этот человек…

— Кто он? — жадно спросил Жданов и снова попытался одернуть себя. — Простите, я не имею никакого права задавать вам такие вопросы.

— Он благородный, умный, он звезда, а я… — Катя говорила совсем тихо и словно бы самой себе. — Он не видит во мне женщину. Просто однажды он был очень расстроен, я оказалась рядом. А любовь она… она не всегда взаимна, и он ведь совсем не должен меня любить, потому что я этого очень хочу, — печальный изгиб губ, горькая усмешка над собой, над судьбой.

— Он просто идиот, — с чувством произнес Жданов. — Идиот, который не видит, какой вы удивительный человек.

— Вы так думаете? — она приоткрыла глаза, глядя на него с ласковой иронией.

— Уверен, — заверил её он.

Разные чувства бушевали в его голове. Он был возмущен — Катя действительно влюблена в какого-то придурка! Ему было жаль её — глупая девица, которая втюрилась в очередного прохвоста или мажора. Звезда, ну надо же! Как пить дать — беззаботный циник, переспавший с Пушкаревой и даже не вспомнивший об этом наутро.

— Катя, давайте забудем об этом мерзавце, — повелел Жданов, не выносивший, чтобы мысли его помощницы были заняты посторонними вещами. Он едва привык считаться с тем, что теперь она больше всего на свете заботится о крошечном эмбрионе внутри неё. Но делить её с каким-то там прохвостом?

— Давайте, — легко согласилась Катя. — И как это сделать? Клин клином?

— Что? — обалдел Жданов. — Никаких клиньев, вы вообще… в вашем положении… Работа — вот лучшее лекарство.

Теперь она уже откровенно смеялась.

— Андрей Павлович, вы тиран, деспот и эксплуататор! А беременность влюбленности не помеха. Вот возьму и правда начну строить глазки Потапкину!

Этого еще не хватало. Потапкин и так был не семи пядей во лбу, а домогательства такой женщины, как Пушкарева, могли и вовсе его заикой сделать.

Катя меж тем, совсем расшалившись, перевернулась на спину и уставилась в потолок.

— Вы подали прекрасную мысль, Андрей Павлович. Я-то ведь как рассуждала? Не везет в любви — так и нечего пытаться. Такому страшилищу, как я, не нужно даже и мечтать о взаимности. Но может быть мне просто надо выкинуть… как вы сказали?.. этого идиота и мерзавца из головы и найти себе нового.

— Тоже идиота? — буркнул Жданов. — Катя, ну вы же серьезный человек, а рассуждаете, ну как моделька какая-то!

— Спасибо за комплимент, — захихикала она.

— А это вовсе не комплимент. И перестаньте хихикать!

Приподнявшись на локте, она удивленно заглянула в его лицо.

— Вы действительно злитесь? Почему?

— Терпеть не могу, когда умные женщины говорят глупости!

Пальчиком она попыталась придать его губам форму улыбки. Жданов вздрогнул от неожиданности этого легкого прикосновения.

— Если бы я была умной женщиной, — назидательно сказала Катя, — то не лежала бы сейчас в одной постели с почти женатым начальником и не готовилась бы стать матерью-одиночкой.

— Зачем вы напомнили мне про эту женитьбу, — простонал Жданов и накрыл её ладонью свои глаза, — я как подумаю о свадьбе с Кирой, так мне хочется удавиться!

— Ну так не женитесь, — спокойно ответила она. — Можно подумать, что у нас средневековье.

— Если бы все было так просто!

— Тогда не жалуйтесь.

Такая безжалостность была неприятна.

Он тут носится с ней, а она что? Даже пожалеть его не может?

Катя отдернула его ладонь и наклонилась ниже, глаза в глаза. Её дыхание коснулось его щеки, когда она спросила:

— Отчего вам так плохо, Андрей Павлович?

— Не знаю. Но я чувствую себя пленником, которого со связанными руками ведут на эшафот. И я все время жду, что кто-то из толпы крикнет: это ошибка! Этот мужчина не заслуживает виселицы!

— Кто-то из толпы, — задумчиво повторила Катя. — Кто-то незаметный. Как бы ваше лекарство не оказалось ядом.

— О чем вы говорите?

— Ни о чем, — ответила она и вернулась головой на подушку. Сладко вздохнула.

— А хорошо, правда?

— Правда, — озадаченно отозвался Жданов.

Непонятно, нелогично, глупо, но — хорошо.

========== 19 ==========

— Жданов, но она же тебя хомутает!

— Я разве лошадь?

В оранжевом свитере с ромбами Малиновский был похож на лыжника-фантаста.

Ужасно возмущенного к тому же.

История про их пионерскую ночевку что-то взорвала в Ромкиной голове, и теперь его раздирало на части от желания уберечь Жданова от цепких когтей Пушкаревой.

Такая трактовка пронзала до глубин души. Ну он же все понятно объяснил: про то, что Кате просто хотелось побыть вдвоем, что это было тепло и невинно, и что они всего лишь шушукались до поздней ночи, как школьники в летнем лагере.

Но, кажется, чем больше он плутал в словах, тем больше у Малиновского глаза на лоб лезли.

— Еще немного — и ты будешь бегать за памперсами для чужого ребенка и тайком от жены гулять с коляской, — зашипел Ромка, — ты вообще соображаешь, что делаешь? Беременные они же все как пиявки, только и думают, к кому присосаться.

— Пиявка твоя Клочкова, — отразил удар Жданов. — А моя Пушкарева приличная женщина.

— Моя Клочкова идиотка, а твоя Пушкарева с этой её детской непосредственностью уже и под одеяло к тебе пробралась. Ах, я такая наивная, такая несчастная, пастушка с овечками на зеленом лугу, только этот луг — трясина.

— Образно, — оценил Жданов. — Тебе бы сценарии для фильмов ужасов писать. Катя просто… ну как тебе объяснить-то? Смешная и трогательная женщина…

— Ты в Пушкаревой женщину разглядел?

Он поморщился, испытав вдруг острый приступ тошноты от этого разговора. Жданову не хотелось вслушиваться в слова лучшего друга и в то же время он не мог от них отмахнуться.

Итак ведь было понятно, что с ним что-то неладное. Прав Ромка, ненормально так носиться со своей секретаршей, и ладно бы еще хоть красоткой она была какой-нибудь.

— Знаешь… знаешь, что меня настораживает? — продолжал Малиновский едва не с ужасом. — Ты говоришь о Пушкаревой с таким упоением, словно о любимой женщине.

— Так и есть, Малиновский, — медленно и задумчиво отозвался Жданов. — Я действительно испытываю к ней очень нежные чувства, как к родному человеку, который всегда рядом, который никогда не бросит, не предаст, придет на выручку в сложную минуту.

Когда он думал о Кате, становилось легче. Что за чертовщина?

— Тебе нужно отдохнуть, — решил Малиновский, тоже не нашедший вразумительных объяснений. — И всё пройдет. Я уверен! Конечно!

— А вот я не уверен. Новый год на носу, пора подводить итоги, и не только на работе.

— Ну, здесь-то у нас уже всё в порядке.

— Ну конечно, конечно, всё в порядке. Вот только в личной жизни полный разлад, — а вот при мыслях о Кире становилось хуже.

— Но ведь с Кирой мириться-то надо, — напомнил Ромка о президентском долге перед Зималетто.

— Надо, — неохотно согласился Жданов. — С Кирой мириться надо. Я ведь её еще не видел, как приехал.

— А они вчера с Клочковой рано уехали из компании, — сообщил Малиновский. — Пришлось сажать Шуру на телефон в твоей приемной. Тылы остались оголены!

— Этого еще не хватало! И куда их унесло?

— Да кто же их знает.

В его кабинете Кира стояла перед столом Кати, а та показывала на документы и спокойно объясняла:

— Это очень выгодная сделка для Зималетто, Кира Юрьевна…

— Катя, но вы же не предлагаете на полном серьезе нам перенести производство в Подмосковье! — с неприязнью отвечала Кира.

— Не предлагаю. Но это хорошее приобретение. Если все пойдет удачно, мы сможем со временем открыть в Туле производство аксессуаров.

— Какое смелое предложение! Однако вы здесь вовсе не для того, чтобы размышлять над развитием компании, для этого есть совет директоров.

— Привет, любимая, — вмешался Жданов.

Кира стремительно оглянулась. У неё были тени под глазами, как будто она плохо спала.