Леночка даже вняла и оставила их наконец в покое, предупредив напоследок:
— Не позвонишь — найду и съем.
— Я чувствую себя колобком, — неловко произнес Жданов, ерзая под откровенно насмешливым взглядом. — Кать, да я даже имени её не сразу вспомнил!
— А у вас память вообще не слишком длинная, да? — заметила она.
Им принесли заказ, и Катя с удовольствием занялась индейкой, решив, кажется, отложить все сложные темы на потом.
Аппетита у Жданова не было, он страдал из-за того, что Пушкарева решила стать такой холодной и равнодушной — и это после того, как он отложил свадьбу!
Могла бы и похвалить за подобную инициативу.
— Кать, я никогда не заботился о вас из-за компании, — сказал он.
Она довольно равнодушно приняла эту информацию.
К ним подошла еще одна девица, закрыла ему глаза ладонью, расцеловала.
А ведь говорил им Ромка — не езжайте в Лиссабон.
Так ведь нет, потянуло её.
Жданова очень нервировала Катина замкнутость.
Ну нормальная женщина за такую инструкцию пощечину бы хоть залепила.
Раскричалась бы.
Но нет. Ест и молчит.
Ну допустим, ей все равно, что думает про неё Малиновский.
Но ведь Жданов…
— Кать, я вам совсем безразличен?
— Не совсем, — ответила она невозмутимо. — Иногда вы действительно очень заботливы, Андрей Павлович. Чисто по-человечески…
— По-человечески? — рассердился он. — Я, в конце концов, еще и мужчина.
— В конце концов… вытрите помаду, — посоветовала Катя ехидно. — Кажется, здесь половина бара уже убедилась в вашей мужской составляющей.
— Катя, все эти женщины не имеют никакого значения.
— Ага, — поддакнула она. — Выбросить и забыть.
— Катя, я никак не могу взять в толк, за что именно вы на меня сердитесь. Я думал — из-за отчета, но вы его пишете. Из-за инструкции? Но вам плевать на неё. Я ничего не понимаю! Вы ведете себя так, будто я в чем-то провинился. Скажите мне, в чем, и я исправлю свои ошибки.
— Исправите свои ошибки? — переспросила Катя. — А разве не проще сделать вид, что их и не было?
— Катя, мне надоели твои головоломки, — рявкнул Жданов.
— Не смей на меня орать! — тоже повысила она голос, и что-то мокрое попало ему на лицо.
Вода.
Она плеснула ему водой в лицо.
Черт, ладно хоть не кипятком.
— Катя, — вытирая себя салфеткой, заговорил Жданов, — я не могу понять, почему мы не можем быть с вами вместе. Я отложил свадьбу, а потом и вовсе её отменю. Это из-за того, что я сказал вам вчера про то, что нам нужно будет скрываться? Вы поэтому так расстроились? Разве не очевидно, что сейчас не время заявлять о нас с вами открыто?
— О нас с вами? — она придвинулась ближе, схватив его за руку. — О чем ты говоришь? Пары случайных поцелуев тебе хватило, чтобы захотеть быть вместе со мной? Ты думаешь, что в это возможно поверить?
— Ну вот такой я идиот, что мне хватило. Ты разве сама не видишь, что со мной происходит?
— Тогда докажи, — яростно зашептала она. — Тогда поцелуй меня прямо здесь. Поцелуй меня в этом ресторане, где все тебя знают. Уверяю, что все мои сомнения сразу развеются.
Катя, Катя.
Почему тебе так хочется разрушить его жизнь?
Этот поцелуй разорвет компанию в клочья.
— Пожалуйста, не просите меня, Катя, не могу я этого сделать. Здесь — не могу!
— Ну вот и ответ, — засмеялась она и отодвинулась. — Так к чему все это, Андрей Павлович? Все эти ваши разговоры о нас с вами… Я все время думаю и никак не могу найти причину. Всю голову уже сломала.
— Почему вы просто не можете принять то, что вы… я… да не знаю я, Кать. Почему я не могу хотеть быть вместе с вами?
— Разве это обычно происходит не из-за любви? — спросила она. — А я ничего такого от вас не слышала. Одна забота о ребенке.
Ну вот они и вернулись к тому, с чего начали.
— Кажется, вы и ребенок сейчас — одно целое.
— Вот как. В таком случае, нам с ребенком пора домой. Спасибо за столь насыщенный вечер, Андрей Павлович.
Она вскочила и помчалась к выходу.
Жданов махнул официантам — после разберемся и рванул за ней.
Хорошо, что его тут хорошо знали.
Он догнал Катю уже на улице — ну куда она так несется, поскользнется же.
— Катя, подождите. Катя! — он поймал её за плечи, развернул к себе. — Я правда не знаю, любовь ли это… Я так часто говорил о любви, что это слово утратило для меня всякий смысл. Я… Кире говорил о любви, а теперь даже разговаривать с ней не могу. Я… я понимаю, что вы хотите услышать от меня.
— Да ничего я не хочу, — закричала она прямо в его лицо. — Я с ума схожу, потому что не могу понять, чего вы добиваетесь! Вы говорите, что не знаете, от кого мой ребенок, но заботитесь о нем изо всех сил! Значит, он важен для вас?
— Ты важна для меня, — тише, Жданов, не надо так кричать. Тебя же половина Москвы слышит. — Я не знаю, люблю ли я тебя, но я дышать без тебя не могу! Катя, Кать, Катя.
Он обрушился на неё с поцелуем, и она тоже целовала его так, как будто они находились на краю пропасти. Вцепившись в её воротник как за последнюю надежду, Жданов ощущал себя в эпицентре бури — штормило и сотрясалось все вокруг.
Целовать Пушкареву.
Он добрался губами до её шеи, ему хотелось разорвать её пальто, утащить Катю куда-нибудь в надежное место и там целовать везде, куда он дотянется.
— Андрей, — длинно, низко выдохнула она, и кровь огнем полыхнула в его жилах. — Нам надо остановиться.
Он не сразу услышал её, понял, согласился. Пытался еще доцеловать, дообнимать, но она уже отталкивалась от него.
И он смирился.
— Хорошо. Я отвезу вас домой.
Сегодня он отступит.
Но завтра, в Милане, она никуда от него не денется.
Он сорвет с неё не только одежду, но и все её недосказанности, которые стоят между ними высокой стеной.
Он доберется до самой сути Кати Пушкаревой, и не будет никого, кто ему помешает.
========== 30 ==========
— Нет, ну, слушай, Жданов. Я тебе, конечно, сочувствую. Представляю, как все на тебя смотрели. Там много народу было?
Было еще так рано, что в Зималетто пока даже Пушкарева не явилась. Малиновский, бодрый и благоухающий, как весенняя роза, смотрел на Жданова с веселым сочувствием. Сам-то он изрядно повеселился накануне в Ришелье, наблюдая за тем, как Зорькин изображал из себя светского льва.
— Народу? Более, чем достаточно. Мы сели в центре зала… Ну буквально, как на ладони. И, в довершение ко всему, вдруг, откуда не возьмись, появилась Елена Шестикова, — отчитался Жданов.
— Прекрасно! — протянул Малиновский.
— Ну да, она буквально подсела к нам на столик, минут десять болтала всякую чушь. Знаешь, так бестактно, ну видит, что я пришел с человеком, что у нас какая то беседа.
При воспоминании об этом, возмущение сново заклокотало в горле.
— Жданов, да тебе бежать оттуда надо было, — воскликнул Малиновский, — да ты понимаешь, что мы вот сейчас тут сидим, а твое рандеву сейчас, с подробностями да с дурацкими комментариями, уже по всем каналам показывают. Стопроцентный скандал.
— Я очень надеюсь, что она пришла туда просто отдохнуть, — неуверенно ответил Жданов.
— Может быть, только я очень сильно в этом сомневаюсь. И что было дальше?
— Дальше Пушкарева на меня обиделась за то, что я забочусь о её ребенке!
— Сильно, — оценил Малиновский. — Чем обосновала?
— Ничем.
— Логично. Жданов, а ты вот вообще думал хоть на секунду, что будет дальше? Нет, я понимаю, — заторопился Малиновский, увидев, как Жданов вскинулся. — Тебе пока думать нечем. Ну то есть, не понимаю, конечно, но допустим. Допустим, у тебя какой-то бзик. А дальше-то что? У Пушкаревой растет живот, Кира бродит вокруг тебя кругами, Шестиковы всякие на вас таращатся, слухи, сплетни, ты такой президент модного дома, а она такая беременная Пушкарева с брекетами и косичками. Если ты и дальше будешь с ней появляться во всех известных ресторанах Москвы, то однажды какой-нибудь умник может решить, что это ты папаша. Ужас, скандал, конец репутации.