— Валера? — удивилась Пушкарева-мама. — Он же на рынок поехал, рыбы свежей купить Катюше.
— В Зималетто он поехал, — сказал Жданов, — и мы с ним не очень хорошо поговорили.
— О чем? — ахнула Елена Санна.
Фух! Разбег, шасси отрыв от земли, полет.
— О том, что мы с Катей любим друг друга и ждем ребенка.
— Вот как, — только и сказала Елена Санна.
Он повернулся к ней — она выглядела спокойно и задумчиво.
— Вы знали? — осторожно спросил Жданов.
— Догадывалась. Кого еще Катюша могла так защищать? Отец ведь из неё всю душу вынул — кто этот подлец и сволочь. А она молчит, как партизан, только глазами сверкает. А у неё ведь только Андрей Павлович в голове, это без всяких объяснений понятно было.
— Один я дурак ничего не замечал, — вздохнул Жданов. — Но я обязательно все исправлю. Теперь все будет хорошо, Елена Санна, я обещаю вам. Катя будет очень счастлива рядом со мной.
— Ну-ну, — с ноткой недоверия прохладно отозвалась она. — Посмотрим.
— Смотрите, — кивнул Жданов, — только сейчас Катю прикройте. А то я только вечером к ней приехать смогу.
— Ну-ну, — снова повторила Елена Санна.
На собрание Жданов опоздал, но там и без него не скучали.
Юристы Зималетто, юристы Никамоды, взбешенный Сашка, белая Кира, удивительно тихий Малиновский, растерянная мама, ледяно-спокойный папа.
— Добрый день, — сказал Жданов, осторожно пристраиваясь в кресло.
— А вот и герой дня!
— Андрей, где ты был?
— Так ты намерен нам что-то объяснить?
— И до каких пор ты будешь вести себя так, будто тебе все нипочем?
— Как ты мог так врать нам, Андрей?
— Я прошу прощения за то, что обманывал акционеров, — начал Жданов, и на него обрушился новый шквал.
— Ну мы же не в детском садике!
— Почему ты это делал?
— Как ты мог доверять Пушкаревой?
— Я совершил много ошибок, — стиснув зубы, продолжал Жданов, — но эти ошибки стали для меня бесценным опытом. Поэтому я не намерен отказываться от поста президента. По сути, в данный момент нам с Катей принадлежит Зималетто, и не думаю, что сейчас разногласия по этому вопрос уместны. Мы вернемся к этой теме через полгода, когда компания выйдет из долгов. Мы эту кашу заварили, мы её и расхлебаем. Просто не мешайте нам.
Малиновский от такой наглости вытаращил глаза.
— Ну мне же семью кормить, — сквозь невообразимый шум, который поднялся после его заявления, пояснил ему Жданов.
Но мама услышала.
— О какой семье ты говоришь, Андрей? — спросила она. — Посмотри, до чего ты довел Киру!
— И мне очень жаль, — он нашел взглядом потухший, прозрачный от горя взгляд бывшей невесты. — Прости меня, Кира, — искренне произнес Жданов, — и я сожалею, что ты об этом узнала таким образом…
Воропаев бросился к нему с кулаками, и собрание окончательно превратилось в какой-то цирк.
— Мам, — прикладывая к разбитой губе пакетик мороженого из бара, Жданов пытался утешить родителей, — ну взгляни на это иначе. У тебя будет внук.
— Внук, — повторила она безутешно. — От этой странной девочки! Ты не обязан жениться из-за ребенка. Мы будем заботимся о нем, конечно же, но брак — это не обязательное условие.
— Конечно, — хмыкнул Жданов. — Алименты и папа выходного дня? Щас! Эта парочка — Катя и ребенок — нужны мне дома каждый день.
— Ты любишь её? — изумилась мама.
Отец неожиданно усмехнулся.
— А ты не видишь? — спросил он. — Наш сын совершенно потерял голову. Начальник и его секретарша! Какая банальная история.
— Ну простите, что не принцесса Монако, — обиделся Жданов. — Но Катя — это даже больше, чем любимая женщина. Это часть меня самого.
— Тем не менее, ты ведешь себя неподобающе. Ты не можешь делать в компании все, что тебе хочется.
— Я знаю, — вздохнул Жданов. — Но еще я знаю, что сейчас нельзя менять президента и оставлять банки без взаимодействия с Катей. Это действительно не моя прихоть, а необходимость исправить содеянное.
— А ты не думал, как это расценивают Воропаевы? Они вправе считать это захватом компании. Александр грозит обратиться в прокуратуру.
— Ну он же не дурак рубить сук, на котором сидит. Что он будет делать без своих дивидендов?
— А Кира? — спросила мама.
— А Катя? — спросил Жданов.
— Ты думаешь, я позволю вам с Пушкаревой и дальше руководить компанией? — спросил отец.
И такая дребедень — целый день.
То тюлень нападет, то олень.
В больницу Жданов приехал после семи.
В палате Кати не было, только Спок одиноко лежал на её кровати.
— У Пушкаревой посетитель, — объяснили на посту. — Целый день шастают!
Жданов помчался в приемный покой.
Разница между ними бросалась в глаза — Катя, трогательная в своем цветастом халате и смешных тапочках, и Кира, изящная, стильная, похожая на мраморную статую.
Обе они были бледны и серьезны, у обеих на глазах блестели слезы.
Жданов запнулся, не решаясь ворваться в этот крохотный женский мир, но тут Кира повернула голову и увидела его. Её губы задрожали, и она поспешно встала. Сумочка выпала из её рук, и Катя бросилась поднимать её, виноватый воробушек.
У Жданов так сильно и больно сжалось сердце, что перехватило дыхание.
Он заставил себя двигаться и подошел к ним.
— Кира?
— Я уже ухожу, — быстро сказала она и буквально бросилась прочь, ничего не видя перед собой.
Закусив губу, Катя смотрела ей вслед.
— Пойдем, — вздохнул Жданов и взял её за руку, — ну вот ты совсем замерзла, горе мое.
— Что с твоим лицом? — спросила она встревоженно.
— Воропаев, — коротко ответил он.
В палате он усадил её на койку, подвинув Спока, и сел на колченогую табуретку рядом, сжав обеими лапищами холодные ладошки.
— Расстроила тебя Кира?
— Сначала был папа, — проговорила Катя несчастным голосом и шмыгнула носом. — Очень сердитый. Сказал, чтобы я держалась от тебя подальше и что лучше быть матерью-одиночкой, чем такой муж. Что ты ему наговорил? Не мог сказать, что благородно берешь меня в жены вместе с прицепом?
— С каким прицепом? — не понял Жданов.
— Ну, ребенком.
— Мой ребенок не какой-то там прицеп! — возопил он.
— Чокнутый, — покачала головой Катя. — Потом была мама. Сказала, что ты тоже не внушаешь ей доверия, но раз уж мне кол на голове теши, то она попробует смягчить папу.
— Почему это я не внушаю ей доверия?
— Потому что я нахожусь уже во втором триместре, а ты только сейчас опомнился.
— Допустим, — мрачно буркнул Жданов, не найдясь с ответом.
— Потом приходила Маргарита Рудольфовна…
— Мама? — поразился он.
— Принесла ананас, но врач мне его запретила. Говорит, что при тонусе матки нельзя, — Катя сморщила нос. — Я отдала его медсестрам.
— Что тебе сказала мама?
— Ничего. Спросила, как я себя чувствую, какой срок и все такое. Сказала, что я не внушаю ей доверия, но раз уж тебе кол на голове теши, то она попробует смягчить твоего папу.
Жданов поневоле рассмеялся.
— Потом пришла Кира Юрьевна… — голос у Кати дрогнул и задрожал. — Спросила, как давно все началось и не стыдно ли мне смотреть на себя в зеркало. Я сказала, что стыдно.
— Катя! — страдая, воскликнул Жданов, но она замотала косичками.
— Подожди, не перебивай, — попросила Катя, — я сказала, что мы с тобой… ну случайно переспали. Что ты был пьян, расстроен, и я тобой воспользовалась. А потом появился ребенок, и ты очень страдал от того, что вынужден отказаться от свадьбы с Кирой — ну как честный человек.
— Катя, ну ведь это все неправда!
— А Кире и не нужна правда, — возразила Катя живо, — ей нужно за что-то ухватиться. И уж лучше я буду коварной разлучницей, чем Кира — брошенной женщиной.
— Что за приступ самопожертвования, — расстроился Жданов.
— А ты как? — спросила Катя, заглядывая в его лицо. Он бодро улыбнулся, разбитая губа засаднила.