— Говорят, Вашелье получает пост в ЮНЕСКО.
— И это тоже сказал аббат Ведрин? В таком случае он осведомлен лучше меня!.. Но это еще не значит, что в университете захотят меня оставить, а главное — что у меня возникнет желание остаться.
— Но ведь это великолепная возможность.
— Да, конечно… Но ты же знаешь, какой я непоседа.
— В таком случае не надо было жениться.
— Знаешь, братец, это первая разумная вещь, которую ты сказал за сегодняшний день, не считая, конечно, твоей мессы. Я совершил ошибку, женившись на Мадлен. Следовало бы мне понять, что не я интересую ее, а мое положение.
— Не понимаю.
— Однако все очень просто: в среде, где вращаются Лаказы, еще десять-пятнадцать лет назад принадлежность к армии и к университету позволяла при весьма скромных средствах сохранять приличное общественное положение. И Мадлен, приобретя по весьма сходной цене доктора литературы, считала, что совершила выгодную сделку. Только, к сожалению, в наименование товара вкралась ошибка. Мадлен заказывала университетского ученого, а ей поставили интеллигента практика. Тогда она попыталась аннулировать заказ. А теперь решила попробовать новый ход. Расставила свои примитивные силки и надеется, что я не устою: профессор, заведующий кафедрой в Бордо, владелец земельных угодий; пост мэра Сарразака в качестве свадебного подарка; генеральный советник и декан факультета в пятьдесят лет, сенатор и защитник интересов бордоских виноделов — в шестьдесят; чрезмерное пузо и чрезмерно раздутое самомнение… Тьфу!
— Ты слишком все драматизируешь.
— Это она драматизирует, а не я. Весь се жалкий сценарий построен на чистейшей выдумке, в нем нет ничего реального. Она хочет заставить меня играть роль в пьесе, которая — хвала всевышнему — вот уже двадцать лет сошла со сцены! Извини, но у меня нет ни малейшего желания участвовать в подобного рода спектакле!
— А тебе не кажется, что как раз ты сейчас и разыгрываешь спектакль?
— Поп, ты слишком начитался Жан-Поля Сартра.
— Дети!.. За стол!
На пороге появился угловатый силуэт Розы. Она подтолкнула обоих братьев к выходу и сделала вид, будто хочет дать им шлепка.
— Подумать только, — ворчала она, — один до тридцати пяти лет просидел за книгами, другой — и солдат, и священник, всё на свете знают, а поди ж ты, никак не запомнят, когда люди за стол садятся!
— Понимаешь, Жожо, если тебе и удался этот удар, так только потому, что сзади на тебя наседал мармандский нападающий, а поле было как зеркало. Вот ты от страху и побежал быстрее всех. Верно, Поль?
— Совершенно точно, господин Тастэ, — отозвался официант, вытирая выступившие от смеха слезы.
— Что точно? Это было в тридцать четвертом году — ты тогда еще и не родился! Никак не отучишься от этой привычки — отвечать что попало, когда тебя спрашивают.
Фоссад вытер лоб.
— Господин Тастэ, давайте говорить серьезно…
— Я и говорю серьезно и повторяю, что ты мирянин в заячьей шкуре, как прежде был спортсменом в заячьей шкуре.
— Значит, вы не хотите войти в состав учредительного комитета?
— Все зависит от того, кто там будет кроме меня. Не очень-то я доверяю твоему мэру. Готов пари держать, что там будет полно попов.
— Да нет же, нет… Там всего будет человек пять или шесть… вы, господин Ривьер — корреспондент «Юго-западной», директор и директриса старших классов, я… м-м… ар… архивариус муниципалитета…
— Что-о?
— Не сердитесь, пожалуйста, господин Тастэ!.. Он будет там только для оказания помощи… самой незначительной…
— Этот святоша? Этот поповский сыпок? Этот евнух?.. Ты что, смеешься надо мной, Жожо?
— Только для ведения дел, господин Тастэ… для черновой работы… Ведь нам нужен секретарь!..
— Если он будет секретарем, тогда что же я буду делать?
— Вы будете вице-председателем, господин Тастэ. Будете всем командовать. Без вас никто шагу сделать не сможет.
— Вице-председателем? А кто будет председателем? Архиепископ, конечно?
— Господин мэр подумывает о сыне Марты Лассег.
— Анри?
— Да. Говорят, он пробудет здесь по крайней мере год. Если бы он согласился, это было бы очень хорошо, ведь у него такие связи в литературных кругах.
— А он согласится?
— Еще не знаю, но думаю, что да.
— Уф… Думаю, думаю… А чем ты, собственно, думаешь? У тебя в черепной коробке наполовину жир, наполовину белое вино… Ну ладно, скажешь своему мэру, что я должен это обмозговать… Смотри-ка! Вон твоя церковная крыса побежала к себе в нору.