«Когда вы успеваете писать романы?» — спросили Робера Эскарпи. «Написать «Святую Лизистрату» мне помогли «пластикеры», — не без юмора ответил писатель. Оказывается, в те тревожные месяцы, которые изображены в романе, он, как и многие его коллеги республиканцы, состоял в комитете бдительности, дежурил ночами в университете, руководил группами самообороны — и для литературной работы неожиданно высвободились ночные часы.
«Беспартийный республиканец» Эскарпи не скрывает своих симпатий и антипатий. Его творчество — ответ поборникам всякого рода «а-романов» и «анти-романов»; его роман — это та самая «завербованная» литература, которую модернистская критика третирует как нечто низменное и которая создается людьми, осознавшими свою гражданскую и художническую ответственность перед обществом. Робер Эскарпи прекрасно понимает, что слепая ненависть к коммунистам заслоняет от социалистических лидеров все важнейшие проблемы дня; и поскольку писатель это понимает, он прямо говорит об этом в своем романе. Он не боится ввести в книгу политическую проблематику, его герои думают о партийной борьбе, о светском обучении, говорят страстно и заинтересованно обо всем, что делается в мире. Анри Лассег полон своей любовью, его терзают мысли о собственном будущем, он мечется между воспоминаниями о Жанне и необходимостью решить наконец, будет ли он разводиться с женой. Но при этом Анри Лассег столь же полон переживаниями политического толка, и его блестящие словесные поединки с мэром Бриу так же выражают глубину его внутренней жизни, как и его воспоминания о Жанне Дуаен. В этой полноте духовной жизни людей, изображенных Робером Эскарпи, таится притягательная сила. Рядом с плоскостным, на каком-то одном приеме построенным повествованием в книгах писателей, открещивающихся от «политики», роман Эскарпи кажется еще более выпуклым и объемным.
Вы называете социализмом то, что не представляет для вас опасности, и коммунизмом то, что вам мешает», — говорит Анри Лассег карьеристу и подлецу Бриу. Эта формула очень точно отражает суть отношения буржуазных политиканов к коммунистам. Робер Эскарпи не коммунист, но он честный художник, и в его книге наиболее последовательными и активными защитниками республики оказываются коммунисты и те интеллигенты, которые не желают иметь ничего общего с политикой антикоммунизма. Одним из таких интеллигентов является ученый и писатель Анри Лассег.
Остроумный, тонкий и впечатлительный человек, блестящий эрудит, талантливый поэт, Лассег в начале романа далек от схватки между силами реакции и республиканским лагерем. В нем много черт, роднящих его со скептическими, все понимающими, но бездеятельными героями Анатоля Франса («Господин Бержере в Бордо» — так назвал свою рецензию на роман Эскарпи известный критик Андре Вюрмсер, высоко оценивший «Святую Лизистрату»). Но обстоятельства современной жизни обладают своей непреоборимой логикой. В трагические минуты человек должен решить, на чьей он стороне, на чьей стороне он будет действовать. И Анри Лассег подчиняется этой логике времени. Он приходит к действию в защиту республики. Эволюции Лассега веришь, потому что Робер Эскарпи сумел раскрыть ее изнутри, психологически верно и убедительно.
Убедительна, при всей своей неожиданности, и эволюция, которую претерпел юный архивариус Теодор Гонэ. Кстати, в начале романа даже трудно представить его себе юным, этого книжного червя, этого безликого святошу. С радостным и озорным удивлением писатель рисует пробуждение нормального, здорового, талантливого человека во вчерашней архивной крысе. Безвольный и набожный человек в футляре за какие-то считанные недели становится бунтарем; тот, кто призрачной тенью, избегая освещенных мест, прижимаясь к стенам домов, прячась от глаз людских, скользил по закоулкам Сарразака, стал одним из защитников демократии.
Внутренние силы, дремлющие в людях, пробуждаются; развертывается, как пружина, их воля; они распрямляют плечи. Писатель нашел остроумный сюжетный ход, который позволил ему столкнуть столько характеров, раскрыть столько нового и яркого в людях. Робер Эскарпи нашел доброго и язвительного союзника. Им оказался Аристофан.
Находка, сделанная Теодором Гонэ в архивах Сарразака, сначала тешит лишь научное самолюбие и профессиональную любознательность самого Гонэ и Анри Лассега. Новый список аристофановской комедии — это само по себе достойно восхищения! Да еще такой вариант, который позволяет Анри Лассегу всласть поиздеваться над ханжеством монахов, приспособивших сочные детали пьесы к своим великопостным эстетическим требованиям! Но постепенно история с находкой «Лизистраты» приобретает все более глубокий смысл; благодаря Аристофану начинается духовное возрождение Теодора Гонэ; благодаря Аристофану скрещиваются в поединке шпаги атеистов и клерикалов, и приходит в смятение паства аббата Ведрина, и получает угрожающее письмо от фашистских молодчиков Анри Лассег, и бурные дебаты в муниципалитете заканчиваются победой сторонников фестиваля на республиканский лад, и, наконец, приходит к необходимости активно вмешаться в жизнь сам Анри Лассег.