едостаточно, а церковь при всем своем авторитете не смогла бы заставить реакционных дворян-виноделов голосовать за выскочку, у которого к тому же хватило дурного вкуса некогда афишировать свои связи с движением Сопротивления. Волей-неволей мэтру Бриу приходилось опираться и на левых, то есть на Фоссада. Принадлежность к МРП не много стоила в этом захолустье с давними социалистическими традициями, пусть даже это был социализм далеко не воинственный, нечто вроде «неосоциализма» Адриена Марке, скорее похожий на социализм Лакоста, чем на социализм Ги Молле. Поэтому мэтр Бриу так обрадовался, когда в 1959 году на выборах в муниципалитет ему удалось перетянуть Фоссада под знамена деголлевцев. Единственное неудобство заключалось в том, что Фоссад упорно стоял на позициях антиклерикализма — и не без оснований, ибо только так мог быть уверен, что не упустит своих избирателей. Дело в том, что жители городка, поселков на берегах Гаронны и лесных деревушек придерживались антиклерикальных взглядов. Собственно, это было здесь единственным твердым убеждением. Исключение составляла лишь небольшая группа молодых коммунистов во главе с Хосе Эрнандесом, влияние которой получало все большее распространение среди мелких виноделов, — политические фракции в Сарразаке были вообще весьма непостоянны. Человек шесть преподавателей, членов объединенной социалистической партии, группировалось вокруг коллежа, и госпожа Кош была их Эгерией. Несколько убеленных сединами именитых горожан и «молодая гвардия» сорокалетних мужчин, румяных, благовоспитанных, с тщательно причесанными волосами, составляли фракцию социалистов, занимавшуюся в основном травлей коммунистов, что гарантировало мэтру Бриу, несмотря на его скромный вклад в это дело, весьма благожелательное отношение со стороны первых. В центре находилось болото, на поверхности которого бултыхался Фоссад. В темных уголках еще маячило несколько радикальных бородок. Где-то посредине угадывалось также присутствие дряхлеющей масонской ложи, рупором которой был Тастэ. Границы болота, кстати, были не очень ясны. Водораздел между церковью и ее противниками часто проходил даже в семье, как это было у Фоссадов: жена — по одну сторону, муж — по другую; правда, в более молодых семьях это не всегда было так. Зараза политического брожения проникала даже в католические сферы. Не одна Катрин Лаказ читала в Сарразаке «Эспри». Сам мэтр Бриу продолжал выписывать «Темуаняж кретьен». Аббат Папон, унаследовавший от дядюшки Гонэ приход святого Жака, в свое время высказался в пользу рабочих-священников. Давний друг и советник Жана Лассега, он пользовался значительным влиянием на молодых викариев кантона. Ну а аббат Ведрин — тот, конечно, держался на правом берегу болота; он прочно стоял на суше, могучий, хитрый, коварный. Все, что находилось за его спиной, было уже непроходимой косностью. Бывший участник движения Сопротивления, мэтр Бриу в 1958 году с легкостью перешел в ряды ЮНР и таким образом сразу лишил деголлевцев, руководителей Союза ветеранов войны, каких-либо надежд получить пост мэра. За это его возненавидели дворяне, но он вполне мог без них обойтись. Куда более тревожным фактором была оппозиция в стиле ОАС, центром которой с некоторых пор стал доктор Лапутж: помимо костяка, состоявшего, естественно, из грязных типов, готовых на любые авантюры, лишь бы это ничем не грозило им самим, там были всякие подонки, вроде тупоголовых пужадистов, несколько отчаянных парней, которые никак не могли привыкнуть к гражданской жизни после двух или трех лет войны в Алжире, и, конечно, ненадежная масса репатриантов, озлобленных, не желающих примириться со своим положением, исполненных тоски по ушедшему. Наиболее обеспеченные из них разорялись в несколько месяцев и, не понимая, как это произошло, возвращались нищими к себе. Другим не на что было даже уехать. Как избирателей пока их следовало сбросить со счетов. Надо подождать. Время позаботится о том, чтобы изъять слабых и утихомирить мятежных. Ну а бомбы — их мэтр Бриу не боялся. Кстати, взрыв, который произошел в июне возле мэрии, оказался очень выгодным для него. Ничто не способно так поднять человека в глазах окружающих, как покушение на его личность. Даже коммунисты вынуждены считать себя жертвой. Словом, до тех пор пока не разрядится обстановка в Алжире, мэтр Бриу, вне всяких сомнений, будет держать бразды правления в руках. Он не верил в возможность военного переворота — во всяком случае такого, который мог бы надолго поставить у власти военную клику. Рано или поздно все равно вернутся к избирательной системе — методу разумному, надежному и традиционному. А раз так, надо быть очень осторожным. Если школьный вопрос встанет слишком остро, если население разделится на антиклерикалов и церковников, политическое равновесие в округе может оказаться нарушенным. Пока что Лига борьбы за светскую школу, созданная в прошлом году Эрнандесом и Тастэ, имеет лишь ограниченное число членов. Социалисты, естественно, отказались сотрудничать с коммунистами, а национальный профсоюз учителей относится несколько настороженно к организации, не подвластной контролю со стороны департаментского комитета содействия светскому воспитанию. Но когда происходит нечто чрезвычайное, все разногласия исчезают, как это было в апреле 1961 года, во время путча в Алжире. Они тем более исчезнут, если в избирательном списке появится бесспорная кандидатура, которая сумеет возглавить движение и перетянуть на свою сторону большинство избирателей. До сих пор у мэтра Бриу не было соперников в Сарразаке. Когда школьная проблема грозила вызвать появление оппозиции — как, например, в начале 1960 года, — достаточно было подтолкнуть Фоссада и заставить его ударить по алжирскому шару, чтобы все стало на свои места и в игре вновь установилось равновесие. Но теперь…