— Алло, Анри?
Это был голос Хосе, звучавший решительно и как-то по-новому властно.
— Ты должен взять слово. Письмо, которое ты получил, обязывает тебя это сделать.
— Во-первых, я не имею ни малейшего желания выступать на митинге, где будет председательствовать Бриу.
— Бриу не будет председательствовать на митинге. Об этом уже и речи нет. За письмом к тебе стоит его клика. И ты должен сорвать с нее маску.
— Ты уверен, что это он? По-моему, все же это мистификация.
— Не в том суть. Хочешь не хочешь, но ты втянут в эту заваруху.
Увы! Хосе, к сожалению, был прав. Их было четверо, готовых вступить в борьбу… их стало трое…
— Хорошо, согласен. Но три слова, не больше, ладно?
— Я на тебя рассчитываю. Ты будешь говорить между Тастэ и мной. Сделай упор на повышение культурного уровня народа…
— Ладно, ладно… Разглагольствовать — моя специальность. Тут можешь не волноваться.
Он повесил трубку. Катрин смотрела на него.
— Вы собираетесь выступать на митинге?
— Поживем — увидим. Когда наш друг Хосе берется за дело всерьез, его не интересует реакция партнеров.
— Знаю. Я ведь живу с ним.
Она в эту минуту закуривала сигарету.
— Простите?
— Я сказала, что живу с ним. И в том, что его не интересует реакция партнеров, я, к сожалению, имела возможность убедиться. Я вам противна, да?
Как и в Бордо, несколько недель назад, он вдруг ощутил спазматическое желание. Оно прошло так же мгновенно, и Анри с облегчением улыбнулся.
— Нет, нет, нисколько… Меня просто забавляет то, что у Хосе есть хоть одна слабость и именно эта. Вам надо бы испробовать на нем рецепт Лизистраты. Это отлично действует на людей, страдающих воинственным пылом.
Недокуренная сигарета полетела в пепельницу рядом с телефоном.
— Не всегда.
Тон, каким это было произнесено, заставил Анри поднять голову. Он понял.
— Жан?
Она повернулась и пошла; затем бросила через плечо:
— Мадлен наверху, с портнихой.
Ах да, Мадлен… Он не торопясь набил трубку и поднялся по лестнице. Очевидно, она ждала его, так как дверь отворилась, едва он ступил на площадку.
— Анри!.. Входи.
Она была в темной юбке и блузке — так женщины в семействе Лаказ одевались после воскресной утренней мессы, тогда как остальные дни по утрам ходили в пеньюаре. Сегодня, правда, была среда, но Мадлен постаралась и сняла даже сетку, которую обычно носила, чтобы сохранить прическу. Анри это тронуло, потом он разозлился на себя за то, что это его тронуло, а злость в свою очередь вызвала у него раздражение. Он опустился в кресло и принялся мрачно сосать трубку.
— Я был немного груб вчера вечером, — пробурчал он. — Извини. Я выпил.
— Понимаешь, Анри, мне хотелось сказать тебе… С Лапутжем все кончено… Я чувствовала себя такой одинокой…
— С Лапутжем?.. Ба-а… Не мне тебя за это упрекать. Я, как ты понимаешь, сам не был образцом целомудрия последние… последние…
— Последние два года.
— Да, в следующем месяце будет два. Если б я вел себя иначе, это была бы уже не добродетель, а глупость. Поэтому ты понимаешь, что Лапутж… Кстати, насчет Лапутжа. Ты видела его вчера вечером?
— Он заходил перед обедом навестить папу — у папы грипп.
— Нет, я имею в виду — между одиннадцатью и двенадцатью ночи, когда были взрывы.
— Ты думаешь, что он…
— Более чем вероятно. Но он не из тех, кто станет рисковать собственной шкурой. Скорей всего, на это дело был поставлен кто-нибудь из молодых репатриантов. Ты не замечала, последнее время он не встречался с подобными типами?
Это очень напоминало допрос, но Мадлен, казалось, не сознавала этого.
— Видишь ли, я больше не бываю у него… но… дней десять назад он приютил у себя двух каких-то странных парней. И вчера вечером один из них сидел с ним в машине. Он говорит, что это военные, они ранены и он их лечит.
— Весьма любопытно, весьма…
Он машинально поднес руку к подбородку — она была забинтована.
— Что это?
— О, ерунда.
— Катрин сказала мне, что ты получил письмо с угрозами.
— Тоже ничего серьезного. Кое-кому не нравится пьеса, которую я собираюсь показывать в «Ла Гранжет».
— Ах да, Анри, я хотела тебе сказать… я очень сожалею насчет пьесы… это все аббат… Я понятия не имела, что у вас другой текст. Кату дала мне прочесть экземпляр, который она получила от госпожи Кош. Там все вполне пристойно, вполне…