- Знаешь, Гойша, твою дочь с этого дня я буду называть Святыней небесной, ибо она находилась на небесах со всеми теми, кто ушел туда…
- Да-да, Исаак, пусть она будет Святыней небесной и Святыней земной. Ее Господь избрал, и теперь Он является для нее Отцом Всемогущим. И пусть теперь Он ее ведет со всеми добрыми намерениями по всей ее жизни. А мы, Исаак, с тобой только будем наблюдать, и ждать своей дальнейшей участи.
Исаак от таких слов и вовсе расплакался. Удаляющиеся фигуры Анны и Симеона становились все меньше и меньше. И через некоторое время небесный мираж вовсе поглотил их.
ИЕРУСАЛИМ. Анна с Симеоном благополучно добрались до Иерусалима. Как и всегда город жил своей жизнью. За время их отсутствия в нем ничего не изменилось. Утром следующего дня Симеон направился на Базарную площадь. Попав в огромную толпу, он сразу же почувствовал себя каким-то удрученным, ибо он сравнил эту жизнь с той жизнью, которую видел по ту сторону мира сего. «Боже, как все-таки трудно выжить в этой суете», - подумал он. И в этот момент его кто-то окликнул:
- Симеон, мир тебе!
- А, Иаков, мир и тебе.
- Симеон, ты меня извини, я вчера задолжал тебе четыре динария, вот я их принес, возьми.
Симеон вздрогнул:
- Как вчера… ведь я, я…, вчера меня здесь не было.
- Ты что, смеешься надо мной, ведь я вчера брал у тебя в долг несколько лепешек.
Симеону стало неловко:
- Извини меня, Иаков, я вспомнил. Да, действительно, ты мне не додал четыре динария, остальные находятся же у меня. Иаков, а ты случайно не заметил вчера, со мной ничего странного не происходило?
- Симеон, ты меня пугаешь. Ты был таким же, как и сегодня, только вот говорил немного иначе, чем сейчас. - Но тут же подумал: «А, действительно, Симеон вчера выглядел как-то иначе, чем сегодня».
- Что ж, Иаков, спасибо тебе и не забывай меня. Симеону на душе стало намного легче, ибо он еще раз убедился той действительности, которая происходила с ним и его «братом» - духовным двойником, а точнее с самим собой. «Интересно знать, мне еще никто не задолжал?» - подумал Симеон и улыбнулся.
На площади появилось несколько всадников, которые начали разгонять столпившийся народ.
- Уступите, уступите дорогу, разойдитесь! – кричали они.
Вслед за ними воины вели сильно избитого молодого человека, у которого все лицо было в свежих ранах. Он истекал кровью.
- Господи, да что же такое он мог натворить? - подумал Симеон.
Его мысли как будто бы прочел торгующий рядом сосед:
- Симеон, этот юноша - глупец, совсем недавно здесь на площади он проповедовал одну истину и ссылался на то, что она приходит к нему с небес. Ну вот, власти и решили отправить его на небеса для беседы с этой истиной.
- Да, а я думал, что в Иерусалиме ничего не изменилось. Но раз за мысли, за собственные мысли начинают казнить людей, значит, существует несправедливость. И существует та истина, которую боится несправедливость.
- Симеон, не удивляйся, ты же знаешь, сколько таких лжецов уже казнили, и никто им не помогает – ни Бог, ни Сила Его. Лично я силу вижу и чувствую в наших властях. Для меня они - и Бог, и все остальное.
- Нет, дорогой ты мой сосед, ты ошибаешься и очень сильно. Ведь существует на самом деле Истина Божья, но мы, люди, уродуем ее до неузнаваемости.
Приговоренный к смерти, от изнеможения упал на землю и стражники остановились. Симеон подошел поближе и внимательно посмотрел на юношу, ему стало жаль его. Юноша медленно начал подниматься, и Симеон, не выдержав, вплотную подошел к нему:
- Брат, на, испей воды, крепись и поверь, то о чем ты проповедовал здесь, и о тех, о ком ты проповедовал, тебя уже ждут «там».
Один из воинов ударил Симеона нагайкой. Неизвестно, но какая-то сила удержала его от ответного удара, и он в гневе своем отошел в сторону. «Ну, безмозглые идолопоклонники, покаетесь вы еще в своих грехах, а наказания вас всех ждут впереди», - подумал Симеон.
К нему снова подошел Иаков:
- Симеон, зря ты подходил к юноше, ибо после этого тебя тоже могут преследовать, ты же знаешь, какие у нас власти. Они могут наказывать просто за то, что ты есть человек. И ежели бы они могли читать наши мысли, то мы бы давно уже были все покойниками. Народ наш запуган до такой степени, что ему ничего не остается делать, как только молчать.
- Иаков, я это и сам все понимаю. Но клянусь, молчать я никогда не буду, как бы они не издевались надо мной. И ежели ты не против, то пойдем и посмотрим на эту мерзкую, не людскую казнь.
- Я не против, но ответь мне на один вопрос: ты что, тоже веришь в жизнь, которая существует где-то «там»?»
- Да, Иаков, я не только верю, но и ви…
- Почему ты замолчал?
- Да нет, просто мне больше нечего сказать.
«Интересно, сегодня Симеон какой-то необыкновенный. Вчера был одним, сегодня же предстает предо мной совсем другим. Но Бог с ним, самое главное для меня то, что он очень добрый и, судя по его виду, он знает многое, да и больше, чем тот юноша. Только он молчит. Думаю, что придет время, его время, и он выскажется», - подумал Иаков.
Навозными вратами воины вывели юношу за город. Немного пройдя, они остановились у одного высокого дерева. Симеон посмотрел на дерево, на котором уже находилась петля. «Да, казнь будет позорная», - подумал он и посмотрел вокруг себя и увидел огромную толпу. «Боже, мы люди, сколько нас много, но в данный момент мы бессильны. Неужели ничего нельзя изменить?» - и он снова посмотрел на юношу. Их взгляды встретились, и Симеон снова не выдержал, подбежал к юноше и обнял его и прошептал:
- Брат, я не прощаюсь с тобой и лишь прошу тебя еще раз: поверь, поверь в то, что тебя там ждут и встретят.
В этот момент к ним подбежал Иаков и начал оттаскивать Симеона от юноши. Воины набросились на них, посыпались удары нагайками, но они этой боли не ощущали. Толпа зашумела, послышался женский плач, и началась потасовка. Но это людское побоище длилось недолго. Юноше набросили петлю на шею, и через считанные мгновения его душа оказалась в объятиях Господних. Одному из присутствующих священников этой участи показалось мало, и он попросил воинов, чтобы они добили и так уже мертвого человека. Симеон еще ни разу в своей жизни не видел такого наслаждения, которое выражалось в глазах торжествующих воинов и в глазах этого духовного «добродетеля». Воины издевались над бездыханным телом. Своими копьями они насквозь пробивали его тело, полностью доведя до неузнаваемости. Симеону стало плохо. Он из последних сил выбрался из толпы и упал на землю. Огромными каплями катились слезы по его щекам, ему не хотелось жить, душа его не принимала все виденное им. Ему до боли было обидно за его беспомощность. К нему снова подошел Иаков и сказал:
- Симеон, вставай, уходим отсюда.
- Да-да, Иаков, сейчас. Скажи мне, ну, хорошо я, а почему ты бросился тоже к этому юноше?
- Симеон, я бросился не к юноше, я тебя хотел оттащить, хотя мне тоже его очень жаль.
- Все, идем, идем отсюда.
Возвратившись домой, Симеон попросил Анну подать ему вина.
- Что случилось и почему твое лицо в крови? – заволновалась Анна.
- Дорогая Анна, со мной ничего не случилось, а вот с одним юношей – да. И он все рассказал Анне.
- Знаешь, Симеон, ты сегодня видел страшную и несправедливую смерть, но мы должны крепиться, ибо пока что-то изменить в этой жизни мы тобой не в силах. Сейчас у зла побольше силы и, как видишь, оно торжествует, но самое страшное, что эта злость исходит не от простого люда.
- Да, ты права, эта сила исходит от ожиревших бесов, которые издеваются над простым народом. И я сейчас клянусь пред тобой, что буду священником, но не таким, каких я видел сегодня. Я буду совсем другим, и народ поверит в меня и в мою доброту.