И теперь вслед за ними я пришел к Монте Верита.
Завтракал я без бармена. Кофе и хлеб принесла мне девочка, вероятно его дочь. Спокойная, вежливая, она пожелала мне доброго пути.
— Я собираюсь в горы, и погода, похоже, будет отличная. Скажите мне, вы бывали на Монте Верита?
Девочка тут же отвела глаза.
— Нет, нет, я никогда не покидала долины.
Как бы между прочим я рассказал ей о моих друзьях, побывавших здесь много лет тому назад, о том, как они поднялись на вершину и обнаружили там, между пиков, сложенное из камня строение, за стенами которого, как они с удивлением выяснили, жила какая-то секта.
— Они все еще там, не так ли? — Я поднес к сигарете огонек зажигалки, закурил.
Девочка испуганно оглянулась, словно опасаясь, не подслушивают ли ее.
— Говорят, что да. Отец не касается этой темы в моем присутствии. Молодежь не должна знать об этом.
Я выпустил к потолку струйку дыма.
— Я живу в Америке, но полагаю, что здесь, как и в большинстве других мест, молодые люди, собираясь вместе, обсуждают именно то, о чем они не должны знать.
Девочка улыбнулась, но промолчала.
— Позвольте предположить, что вы и ваши юные подруги часто шептались о том, что происходит на Монте Верита.
Я немного стыдился своей двуличности, но не видел иного пути для получения нужных мне сведений.
— Это правда. Мы говорим об этом, но не при всех, — вновь она оглянулась, а затем продолжила полушепотом: — Девушка, которую я хорошо знала, — она вскорости собиралась замуж — ушла и не вернулась до сих пор, и все говорят, что ее позвали на Монте Верита.
— Никто не видел, как она уходила?
— Нет. Она исчезла ночью. Она не оставила даже записки, ничего.
— А может, она отправилась совсем в другое место? В большой город? В один из туристских центров на севере?
— Не верится. Кроме того, перед уходом она вела себя как-то странно. Во сне поминала Монте Верита.
Я выдержал паузу, а потом ненавязчиво продолжил допрос:
— Что влечет их на Монте Верита? Жизнь там невыносимо тяжела, даже невозможна.
— Не для тех, кто слышит зов, — девочка покачала головой. — Они остаются вечно молодыми, никогда не стареют.
— Откуда вы это знаете, если их никто не видел?
— Так было всегда. Это вера. Поэтому жители долины ненавидят и боятся их, но в то же время завидуют. На Монте Верита знают секрет бессмертия.
Задумчиво смотрела она в окно, на далекую гору.
— А вы? — не отставал я. — Вы думаете, вас позовут?
— Я недостойна, — ответила девочка. — И потом, я боюсь.
Она унесла кофейник и пустую чашечку из-под кофе, поставила передо мной блюдо с фруктами.
— А теперь, — едва слышно произнесла она, — исчезновение девушки принесет беду. Жители долины разъярены. Кое-кто отправился в деревню, чтобы договориться с крестьянами и вместе напасть на монастырь. У нас дикие люди. Они попытаются убить всех, кто там живет. А потом станет еще хуже, вызовут войска, начнутся допросы, пытки, расстрелы. Можете представить, чем все это кончится. Вы приехали сюда не в самое удачное время. Все боятся. И только шепчутся между собой.
Услышав приближающиеся шаги, девочка метнулась за стойку бара и, низко опустив голову, занялась посудой.
Ее отец, войдя в зал, подозрительно оглядел нас. Я затушил сигарету в пепельнице и встал.
— Все еще хотите идти в горы? — спросил он.
— Да. Я вернусь через день или два.
— Дольше лучше не задерживаться.
— Вы думаете, испортится погода?
— Может, и так. К тому же в горах сейчас опасно.
— В каком смысле?
— Могут быть беспорядки. Люди взволнованы. Могут потерять голову. Случается, что незнакомцы, иностранцы попадают под горячую руку. Так что вам лучше отказаться от восхождения на Монте Верите и поехать на север. Там все спокойно.
— Благодарю. Но я выбрал Монте Верита.
Хозяин харчевни пожал плечами, отвернулся.
— Как желаете, не мое это дело.
Я вышел на улицу, пересек маленький мостик над горной речушкой и ступил на проселок, ведущий к восточному склону Монте Верита.
Поначалу из долины доносились какие-то звуки. Лай собак, треньканье колокольчиков на шеях коров, крики мужчин, зовущих друг друга. Затем поднимающиеся из труб дымы слились в единое марево, а сами дома издалека уже казались игрушечными. Проселок извивался по склону, поднимаясь все выше и выше, и к полудню долина затерялась далеко внизу. Я не думал ни о чем, кроме восхождения, перевалил один горный хребет, оставил позади второй и наконец достиг третьего, самого крутого, нависающего над головой. Продвигался я довольно медленно, другого не позволяли ни ослабевшие мышцы, ни затрудненное дыхание, но душевное возбуждение гнало меня вперед, и я совсем не чувствовал усталости. Наоборот, мне хотелось, чтобы подъем никогда не кончался.