- Извини, - произносит Кристиан в моей голове, - из-за меня у тебя неприятности, правда?
- Нет. Все нормально, - отвечаю я, замирая от ужаса, что прямо сейчас он может слышать меня, собирать виноватые мысли из моего разума.
- Вообще-то, мне было немного страшно приглашать ее, - говорит Кристиан Такеру.
Такер скрещивает руки. – Правда?
- Я катался с ней в прошлом году, и она почти убила нас обоих.
- Хей, - возражаю я безмолвно. - Я не делала ничего подобного. Не говори ему этого.
- Да ладно, нечего возражать, - добивает меня Кристиан.
- Это был мой первый раз на подъемнике. Прими это во внимание, - отвечаю я.
- Что ж, она только что сказала мне, что теперь стала кататься гораздо лучше, - говорит Такер.
- Я взял ее на «Dog Face»[2], - говорит Кристиан. – Ты бы видел, как она упала. Убийственный провал.
- Вот как? Я не знал, что она когда-нибудь падала, – отвечает Такер.
Слушать этот разговор, словно наблюдать за столкновением поездов.
- С частичной потерей амуниции, - отвечает Кристиан. – Стукнулась по-крупному.
- Привет? Я вообще-то стою прямо здесь, - я стукаю его поруке.
- Это было просто…
- Это не смешно, - обрываю я его. – Было холодно.
- По идее ты должна быть имунна к холоду, - отвечает он. – Это была хорошая практика.
- Точно. Хм-м, - я пытаюсь не улыбнуться. – Практика.
- Звучит очень забавно, - говорит Такер. Он бросает взгляд на часы. – Окей, мне пора идти. Некоторым из нас нужно работать.
Он наклоняется и целует меня в щеку, что немного неловко в лыжных ботинках и полной зимней амуниции, но мы справляемся.
- Значит, встретишь меня в четыре во дворе Мусс Крик? Я могу подвезти тебя домой, если Крис не против.
- Без проблем, - отвечает Кристиан, словно это ни сколько его не беспокоит. – В четыре часа она полностью твоя. Что оставляет нам еще сколько, три часа на лыжи?
- Здорово, - говорит Такер. А потом он обращается ко мне. – Постарайся не пораниться, хорошо?
Такер почти не разговаривает по дороге домой.
- С тобой все в порядке? – спрашиваю я, понимая, что это самый глупый вопрос всех времен, но я ничего не могу с собой сделать. Тишина убивает меня.
Неожиданно он сворачивает в сторону от дороги и паркует старую фермерскую машину.
- Вы заканчиваете предложения друг друга, - он поворачивается ко мне с безмолвным обвинением в глазах. – Ты и Кристиан. Вы заканчиваете предложения друг друга.
- Так. Это ничего не…
- Да, это значит. И больше того. Вы будто можете читать мысли друг друга.
Я кладу ладонь на его руку, стараясь найти правильные слова.
- Он заставляет тебя смеяться, - говорит он мягко, отказываясь смотреть мне в глаза.
- Мы друзья, - говорю я.
Его челюсть напрягается.
- Мы связаны, - признаю я. – Мы всегда были в каком-то смысле связаны. Из-за видений. Но мы просто друзья.
- И ты общалась с ним как с другом? Вне ангельского клуба Анжелы?
- Пару раз.
- Пару раз, - повторяет он медленно. – И сколько? Три? Четыре?
Я мысленно подсчитываю количество раз, когда он появлялся на моей крыше. – Может быть пять. Или шесть. Я не веду учет, Так.
- Шесть, - говорит он. – Вот видишь, это больше чем несколько. Думаю, это можно оценить, как довольно много.
- Такер…
- И ты не говорила мне, потому что…
Я вздыхаю:
- Я не говорила, потому что не хотела, чтобы ты… - я не могу произнести это.
- Ревновал, - заканчивает он. – Я не ревную.
Он откидывается на сидении, закрывает глаза на минуту, затем выдыхает.
- А вообще-то знаешь? Я чудовищно ревную.
Он открывает глаза и смотрит на меня с недоуменным удивлением во взгляде.
- Вау. Терпеть не могу вести себя так. Весь день я был на волоске от того, чтобы превратиться в Брюса Баннера[3] и врезать по шкафчику, как Халк. Могу поспорить, это не очень привлекательно?
Я не могу сказать, серьезно ли он, так что веду себя так, будто он пошутил.
- Вообще-то это даже здорово, в стиле пещерного человека. Зеленый – определенно твой цвет.
Он смотрит на меня неуклонно.
- Но ты не можешь меня винить. В прошлом году Прескотт тебе нравился.
- Но это было, потому что я думала, что он моя… - и снова я не могу произнести это.
- Твоя судьба, - договаривает Такер. – И почему мне от этого не легче?
- Видишь, кто теперь заканчивает мои предложения? Он и я - друзья, - снова настаиваю я. – Я признаю, что была немного одержима идеей о Кристиане в прошлом году. Но это была именно идея. Я даже не знала его, а ты - это по-настоящему.
Он смеется. – Я это по-настоящему, - смеется он, но я могу сказать, что это ему нравится.
- Кристиан мое прошлое, ты - будущее.
И теперь я говорю, используя клише.
- Ты мое настоящее, - добавляю я быстро, и это не лучше.
Уголок его рта поднимается в попытке улыбнуться.
– Ого, Марковка, ты только что сказала, что я Мистер Райт[4]?
- Извини.
- Господи, ты всегда так умеешь использовать слова. Успокойся, мое сердце[5].
- Я не сказала это в этом смысле.
- Так ты и Прескотт друзья. Добрые-добрые друзья. Хорошо. Я могу с этим смириться. Но скажи мне одну вещь: было ли что-то между тобой и Кристианом, по-настоящему, не в твоих видениях и не то, что от тебя ожидают другие ангелы, и тому подобное, а в реальной жизни, что угодно, о чем мне надо знать? Даже если это произошло до того, как мы начали встречаться?
Ох… Думаю, мы уже выяснили, что я не лучший обманщик. Чаще всего, сталкиваясь с выбором между тем, чтобы признать правду и выдумать отговорку, даже если для лжи есть хорошая причина, такая как защита моей семьи или охрана мира от знания об ангелах, я замираю, мое лицо деревенеет, а во рту пересыхает. Другими словами, я задыхаюсь. Вот почему я удивляю саму себя, когда глядя прямо в беззащитные глаза Такера, глаза, говорящие, что он любит меня, но хочет знать правду, независимо от того, как больно от этого станет, я говорю совершенно спокойным и твердым голосом:
- Нет, ничего.
И он верит мне.
Затем я чувствую скорбь. Всего мгновение, вот она здесь и через несколько ударов сердца уже исчезла, так быстро, что Такер не замечает слезинки, скатившейся из моих глаз.
На этот раз я даже не предполагаю, что это Черное Крыло. Это я.
Я отбрасываю эту мысль.
[1] Принцип неопределённости Гейзенбе́рга (или Га́йзенберга) в квантовой механике - фундаментальное неравенство (соотношение неопределённостей), устанавливающее предел точности одновременного определения пары характеризующих квантовую систему физических наблюдаемых, описываемых некоммутирующими операторами (например, координаты и импульса, тока и напряжения, электрического и магнитного поля). Соотношение неопределенностей задаёт нижний предел для произведения среднеквадратичных отклонений пары квантовых наблюдаемых. Принцип неопределённости, открытый Вернером Гейзенбергом в 1927 г., является одним из краеугольных камней квантовой механики.
[2] Прим. переводчика: название трассы уровня черный бриллиант.
[3] Брюс Баннер - физик, получивший изрядную долю гамма-излучения во время собственного эксперимента и из-за этого превращающийся в Халка, являющегося его эмоциональным и импульсивным альтер-эго.
[4] Мистер Райт - герой истории, рассказанной американским онкологом Филипом Вестом. У Райта была поздняя стадия рака лимфатических узлов - лимфосаркома. Он умирал, и все, что могли сделать доктора, - это давать ему обезболивающие средства. У них уже не осталось никаких надежд, но надежды остались у Райта. Он был уверен, что очень скоро должны разработать новое лекарство.
В один прекрасный день его лечащий врач обнадежил Райта. Сказал, что изобрели лекарство от его болезни и Райт может испытать его на себе. Специально создав торжественную обстановку, доктор сделал ему первую инъекцию “препарата удвоенной силы”, который в действительности был водой. И мистер Райт начал выздоравливать. Вскоре он снова вернулся к своей нормальной жизни, летая на аэроплане в добром здравии.