- Твоя мама говорила, что к некоторым потомкам ангелов видения приходят в виде снов, правильно?
- Да, она говорила так, еще до того, как я стала видеть свои, и задолго до того, как она перестала делиться со мной полезной информацией. Но мои видения всегда являлись, пока я бодрствовала.
- Мои тоже, - говорит Анжела.
- И поэтому мне интересно, этот сон был настоящим, или, знаешь, результатом плохой чоу мейн[1], съеденной за обедом? Это божественное сообщение, или это голос моего подсознания? И, в любом случае, о чем оно говорит?
- Вот видишь, ты определенно на взводе, - говорит она. - Все запутано, Клара. Ты даже не желаешь смотреть на Кристиана во время наших собраний в ангельском клубе. Будто вы поменялись местами в попытке избегать друг друга. Я бы нашла это очень веселым, если бы это не было так грустно.
- Знаю, - говорю я. - Я работаю над этим.
Она качает головой сочувственно.
- Мне нравится Такер, Клара. Правда нравится. Он классный парень, никто с этим не поспорит. Но рассматривала ли ты возможность, что тебе не предназначено быть с ним? Что ты должна быть с Кристианом, что он твоя судьба, что вам предначертано улететь вместе в закатное небо?
- Конечно, я думала об этом, - я откладываю вилку в сторону, больше не испытывая голода. Судьба может действительно дурно сказаться на аппетите. - Я не знаю, какое ему вообще до этого дело, - говорю я.
- Какое дело кому? Такеру? Или Кристиану?
- Богу.
Она смеется. - Что ж, это большая загадка, не так ли?
- Я имею в виду, мне семнадцать лет. Какая ему разница, кого я …
- Любишь, - дополняет она, когда я не заканчиваю предложение. - Кого ты любишь. - Мы молчим, пока официант заново наполняет наши бокалы.
- В любом случае, тебе следует записывать все, что ты видишь во снах, - говорит она. - Потому что это может быть важно. Сравни варианты, как ты делала с предыдущими своими видениями. И ты должна спросить об этом Кристиана, потому что кто знает, может быть, ему снится тот же сон, и если так – вы сможете разгадать его значение вместе.
Это совсем не плохая идея. Кроме той части, в которой я не очень-то жажду рассказать Кристиану, что мне сняться сны о нем.
- Что говорит твоя мама? - спрашивает Анжела, вгрызаясь в кусок хлеба.
- Я не рассказывала ей об этом.
Она смотрит на меня так, будто я сказала, что балуюсь героином.
- Почему я должна? Она никогда мне ни о чем не рассказывает. И даже если бы я ей сказала, я уверена, что она только погребла бы меня в куче банальностей вроде того, что необходимо доверять своим чувствам и слушать свое сердце. В любом случае, мы не знаем, что все это значило хоть что-то, - говорю я. - Это, скорее всего, просто сон. Людям постоянно снятся повторяющиеся сны.
- Как скажешь, - отвечает она.
- Можем мы поговорить о чем-нибудь другом?
И мы говорим. Говорим о дожде, который, как соглашается Анжела, чрезмерно затянулся. О «Неделе Духа» в школе, и справедливо или нет будет использовать наши способности, чтобы выиграть игру «Powderpuff» в четверг. Она рассказывает о древней книге, которую нашла в Италии этим летом, представляющей собой что-то вроде ангельской энциклопедии семнадцатого века.
- Это словно настоящее общество, - говорит она мне. - Congregarium celestial - буквально «толпа ангелов». Паства. Собрание. Отсюда я вообще-то и взяла идею создать ангельский клуб.
- Еще что-нибудь интересное случилось в Италии? - спрашиваю я. - Скажем, горячий итальянский бойфренд, о котором тебе не терпится мне рассказать?
Ее щеки отчаянно краснеют. Она качает головой, неожиданно сильно заинтересовавшись своим салатом.
- У меня нет парня. Итальянца или какого-то другого.
- Угу…
- Это было глупо, и я не хочу говорить про это. Я не стану мучить тебя на счет Кристиана, а ты не станешь говорить о моем несуществующем итальянском бойфренде, окей?
- Ты уже замучила меня Кристианом. Так что это несправедливо, - говорю я, но в ее глазах неподдельная боль, которая удивляет меня, и я меняю тему.
Мой разум возвращается назад ко сну, к Кристиану, к тому, как он всегда смотрит на меня, поддерживает меня, помогает устоять на ногах. Он стал моим хранителем, может быть. Кем-то, кто здесь для того, чтобы удерживать меня на моей тропе.
Если бы только я знала, куда ведет моя тропа.
Мы на парковке, когда неожиданно на меня наваливается скорбь. Или, по крайней мере, я думаю, что это скорбь. Она не такая всепоглощающая, как было в тот день в лесу. Она не парализует меня в той степени. Вместо этого, я словно внезапно, за несколько минут, скатилась от нормального, даже веселого настроения, до желания расплакаться.
- Эй, ты в порядке? - спрашивает Анжела, пока мы идем к машине.
- Нет, - шепчу я в ответ. - Мне… очень грустно.
Она останавливается. Ее глаза расширяются. Она осматривается по сторонам.
- Где? - говорит она чересчур громко. - Где он?
- Я не знаю, - отвечаю я. - Не могу понять.
Она хватает меня за руку и тащит через парковку к машине, идя быстро, но стараясь при этом оставаться собранной, словно все нормально. Она не спрашивает меня, может ли вести мою машину, просто идет прямо к водительскому сидению, и я не спорю.
- Пристегни ремень безопасности, - приказывает она, когда мы обе оказываемся внутри. Затем она выезжает с парковки на улицу.
- Я не знаю, куда ехать, - говорит она полуиспуганно, полувозбужденно. - Думаю, нам нужно оставаться в каких-нибудь многолюдных местах, потому что он должен быть не в себе, чтобы уничтожить нас на глазах у туристов, сама понимаешь, но я не хочу подъезжать слишком близко к дому, - она бросает быстрый взгляд в зеркало заднего вида. - Звони своей маме. Сейчас.
Я нащупываю телефон в своей сумке, затем звоню. Мама берет трубку после первого же гудка.
- Что случилось? – спрашивает она немедленно.
- Я думаю… может быть…здесь Черное Крыло.
- Где ты?
- В машине, на шоссе 191, едем в южном направлении.
- Возвращайся в школу, - говорит она. - Я встречу тебя там.
Это самые долгие пять минут в моей жизни, пока мама не приземляется на парковке школы «Джексон Холл». Она забирается на заднее сидение моей машины.
- Итак, - произносит она, протягивая руку вперед и дотрагиваясь до моей щеки так, будто скорбь - это какая-то форма лихорадки. - Как ты себя чувствуешь?
- Кажется, уже лучше.
- Ты видела его?
- Нет.
Она поворачивается к Анжеле. - А что ты? Ты почувствовала что-нибудь?
Анжела пожимает плечами:
- Ничего, - в ее голосе слышны нотки разочарования.
- И что нам теперь делать? - спрашиваю я.
- Мы будем ждать, - отвечает мама.
И мы ждем, и ждем, и ждем еще немного, но ничего не происходит. Мы сидим в машине в тишине, наблюдая, как дворники смахивают капли дождя с лобового стекла. Периодически мама спрашивает меня, чувствую ли я что-то, на что трудно дать четкий ответ. Сначала сильнее всего я ощущала ужас, что Семъйяза может появиться в любую секунду и убить нас всех. Затем я успокоилась до уровня простого испуга – что нам придется бежать, быстро собрать свои вещи и покинуть Джексон, и тогда я никогда снова не увижу Такера. Затем я дошла до слабой нервозности. А потом и до смущения.
- Может быть, это не была скорбь, - признаю я. – Чувство не было таким сильным, как раньше.
- Я бы удивилась, если бы он вернулся так скоро, - говорит мама.
- Почему? – спрашивает Анжела.
- Потому что Семъйяза тщеславен, - говорит мама утвердительным тоном. – Клара покалечила его ухо, обожгла его руку и голову, и я не думаю, что он захочет показать свое лицо до тех пор, пока не исцелится, а это длительный процесс для Черного Крыла.
- Я думала, они исцеляются быстро, - говорит Анжела. – Вы знаете, как вампиры или вроде того.
Мама усмехается.
- Вампиры, Бога ради… Черные Крылья излечиваются долго, потому что они предпочли отказаться от исцеляющих сил в этом мире, – она снова касается моей щеки.