Состав Четий-Миней: все книги новозаветные; значительная часть ветхозаветных; слова и беседы свв. Отцов Церкви; старинные сборники русского происхождения, как: патерики, "Пчела", книга "Измарагд", "Златая Цепь", книга Козьмы Индикоплова и др.; многочисленные жития святых; похвальные слова святым; сказания об открытии их мощей; слова учительные, торжественные на праздники; толкование церковных служб; назидательные повести; послания русских князей и духовных лиц и мн. др.
Сборник разделен на 12 больших книг, по числу 12 месяцев года; содержание каждой книги разбито по дням месяца. Таким образом, этот сборник для чтения на каждый день месяца. Отсюда и название сборника.
Е. Шмурло
ЧЕХАРДА, русская игра: играющие перепрыгивают друг через друга, опираясь на плечи.
ЧЕХОВ, город в Московской обл., центр Чеховского р-на. Расположен на р. Лопасне (приток Оки). Население 60 тыс. чел.
Вырос из крупного торгового с. Лопасня (известно с XVIII в.), которое сложилось из д. Бадеево (известна с 1401, в XVI-XVIII вв. принадлежала Троице-Сергиевому монастырю), сел Зачатьевского (известно с XVII в.) и Садки (известно с XVII в.). С 1951 рабочий поселок. Город Чехов с 1954, переименован в честь А.П. Чехова (в 1892-99 жил в имении Мелихово, близ Лопасни).
ЧЕХОВ Антон Павлович (17/29.01.1860 - 2/15.07.1904), великий русский писатель. Дед писателя по отцу, крепостной из Воронежской губ., выкупил себя с семьей на волю. Отец Чехова, глубоко верующий человек, владел небольшой бакалейной лавкой, но впоследствии разорился. Дети должны были помогать отцу в торговле, а также петь в организованном им церковном хоре. В 1879 Чехов поступает в Московский университет, где получает диплом врача, однако главным делом его жизни еще во время учебы становится литература.
Жизнерадостный по природе, одаренный редкою наблюдательностью, отменным остроумием и чисто гоголевской способностью подмечать и схватывать смешные черточки в поступках и характерах людей, Чехов начал свою писательскую деятельность в сатирических журналах "Будильнике", "Осколках", "Стрекозе" и др. под псевдонимами Антоша Чехонте, Балдастов и Человек без селезенки. Уже в ранних рассказах ("Письмо донского помещика", "Злоумышленник", "Орден" и "Хирургия") он обнаружил недюжинный талант и много тонкого юмора, охотно пользуясь шаржем как литературным приемом, к которому он прибегал и впоследствии, особенно в своих комедиях и одноактных водевилях, вроде "Медведя" и "Юбилея". Но даже в этот первый период, наряду с легкой карикатурой и добродушным смехом, в творчестве Чехова наметились иные, более серьезные мотивы, сближавшие его с преобладающими веяниями 1880-х.
В своих более зрелых произведениях (повести и рассказы: "Степь", "Палата No 6", "Дуэль", "Человек в футляре", "Моя жизнь", "Скучная история"; драмы "Иванов", "Чайка", "Дядя Ваня", "Три сестры", "Вишневый сад") Чехов дал ряд неподражаемых по силе художественной изобразительности и глубине психологического анализа, выпуклых и ярких картинок из быта средних классов: купцов, чиновников, актеров, врачей, учителей и пр.
С особой глубиной и объективностью Чехов раскрывал образ русской космополитизированной интеллигенции, погибающей от бездуховности, неврастении, безволия, сознания своей оторванности от национальной жизни. Чехов, как многие его современники, не разделял русское общество на "прогрессивную интеллигенцию" и народ, а рассматривал его как единое целое. "Все мы народ, - говорил Чехов, - и все лучшее, что мы совершаем, дело народное". Вместе с тем, как горожанин, Чехов плохо знал быт русской деревни. Описания жизни русских крестьян в его произведениях (особенно "Мужики", "В овраге") схематичны и недостоверны и являют самую слабую сторону его великого таланта.
Все творчество Чехова, хотя и в высшей степени объективное и чуждое какому-либо доктринерству, является последовательным и бескомпромиссным осуждением духовного мещанства, будь то в лице грубого мужика Лопахина, вырубающего вишневый сад, или под гримом ученой воблы в образе педанта-профессора Серебрякова, или в комической фигуре занимающегося добровольным сыском унтера Пришибеева.
Согласно Чехову, корень духовного мещанства - не в какой-либо социальной прослойке, образовавшейся в ту или иную эпоху промышленного развития, а в безнадежной и неизлечимой мелочности человеческой природы вообще, превращающей всю нашу жизнь, независимо от географических зон и экономических перегородок, в сплошную мещанскую драму. В этом подходе к патологическому явлению вульгарности Чехов сходен и с Гоголем, и с Достоевским, создавшими извечные типы пошляков и духовных хамов Хлестакова, Чичикова и Смердякова.
Чехов обостренно сознавал, как западная материалистическая, антидуховная цивилизация, выхолащивая душу человека, обезличивает его. Писателя удручала беспощадная переоценка всех ценностей. Все критерии этические, социальные, эстетические, философские и религиозные подвергались сомнению или отвергались критическим разумом. Равновесие было нарушено, цельность, да и самый смысл общественного бытия были разрушены, а между тем ни распространение образования, вернее полуграмотности, ни завоевания науки, ни блестящие триумфы техники не внесли ничего облагораживающего, ничего светлого и нравственно-устойчивого в общую сумму человеческого существования. Цивилизация не только не уничтожила духовного варварства, но сама больше, чем когда-либо, сделалась варварской. Вдумчивый и неподкупно честный в своих взглядах, Чехов не мог не сознавать, что люди очутились на краю бездонной, зияющей бездны: Чехов не видел выхода и не знал, суждено ли культуре пережить страшное нашествие цивилизованных дикарей.
Чехов верил в неисповедимые пути Господни, которые как-то, чудом, быть может, выведут родину нашу из того тупика, в котором волею судеб она оказалась. В заключительном монологе Сони, успокаивающей измученного жизнью дядю Ваню, Чехов устами своего героя говорит: "Мы будем жить. Проживем длинный ряд дней, долгих вечеров... будем трудиться для других и теперь, и в старости, не зная покоя, а когда наступит наш час, мы покорно умрем, и там, за гробом, мы скажем, что мы страдали, что мы плакали, что нам было горько, и Бог сжалится над нами, и мы с тобою... милый дядя, увидим жизнь светлую, прекрасную, изящную, мы обрадуемся, и на теперешние наши несчастья оглянемся с умилением, с улыбкой, и отдохнем... Мы услышим ангелов, и увидим все небо в алмазах... и наша жизнь станет тихою, нежною, сладкою, как ласка... Мы отдохнем".