- Молод был - не так-то бабы да девки на меня глядели! А мне в те поры было сполагоря: мол, много такого-то добра! А ныне уже и сам гляжу в ину пору с грустью, словно што упустил в молодые-то годы! А старость придет, и не поглянут уже на тебя! Старый, мол, пень, што с ево взять?.. А у тебя, стало, татарка была в Орде? Фатима, баешь? Расскажи, какая она?
- О чем говорить! - вздыхает Васька в ответ. - Было и прошло, и нет... Жива ли, помнит ли меня? Не ведаю! На Кондурче пропали...
- Ничего нельзя было содеять?
- Ничего! Я и не ведал, что хану лишь бы вырваться да удрать от Тимура!
- Москву-то сжег, воин хренов! Мы цельный день книги возили из монастырей! Иные церквы до сводов набиты были книгами! Все огнь взял без утечи! Перепились, да и открыли ворота... Толкового воеводы в ту пору не нашлось в городи!
Перемолчали опять. Дорога вилась теперь вдоль реки, мимо поредевших березовых рощ и почти облетевших осинников. Багряная красота осенних лесов густо усыпала землю и уже начинала буреть, теряя цвет. Хлопотливый ежик колобком выкатился на дорогу, понюхал воздух долгим носом, прислушался к чавканью копыт и исчез в пестроте кустов и палой листвы.
- Я вот порой думаю, - снова начал Иван. - Для чего мы живем? В чем наше счастье? И в чем долг всякого людина перед собою и Господом?
Сказано: работати Господу! Но ведь трудимсе больше для земного: ростим детей, служим князю, и в бой идем земного ради! И не идти нельзя, иначе жонок да малышню ворог в полон угонит, вон как тебя... И где тогда будет любовь к ближнему, ежели я его сам на поток да и на разорение выдал?
Всем-то уйти в леса, молить Господа не можно - тово! Тогда ить и род людской ся прекратит! А раз уж создал нас Господь да наделил свободною волей, дак для чего-то мы, стало быть, надобны ему именно такие, земные да грешные!
Конешно, друг дружке обязаны помогать всегда, а не так, как енти гости торговые, что тебя продать похотели в Орду... Да, так-то сказать, у нас русич русичу завсегда поможет, редко уж гад какой... И на поле Куликово вышли дружно. А в Византии ето кончилось, пото и гибнут теперича...
Но я все не о том толкую! - оборвал он сам себя. - Понимашь што с годами начал замечать? Пока делашь што-то, косишь там, в поход ли идешь, терем рубишь, вот, - дак и дума никоторая не долит. Все ты при деле! А стоит побездельничать... Не дай Господи етую скатеретку-самобранку, про которую в сказках бают, нам, грешным! Попросту сопьемси! Пока мужик топор в руках держит да рукояти сохи, он и мужик. И воин - пока идет воинская страда. А иначе начнется, как у нас в молодечной, в Кремнике, в мирную пору: зернь, тавлеи, выпивка, кто помоложе - по бабам, парни портомойниц щупают, а те визжат от восторга... Нет, как уж Господь присудил "в поте лица" штоб, дак того нарушать не след! В доброй-то семье мужик хошь и дома сидит, то копылья, глядишь, тешет, то полозья гнет, то силья, то сети плетет альбо там кожи выделыват... Всяк с каким-то рукомеслом! И бабы сойдутся на беседу, на супрядки посудачить, песен попеть, а сами все с делом, с прялками. Да и боярыни на беседах не просто так сидят: золотом вышивают в церкву воздуха там, покровцы... Без дела никто не сидит!
Я то и смекаю, што, значит, пока ты создаешь его, зажиток тот, пока сам ты создатель и работа по нраву тебе, дотоле ты и человек. А создал, да руки сложил, да потянуло к безделью, и нету тебя. Стало, не в том, что ты там сотворил, а в самом труде истина. Конца-то все одно нет! Кажен год надобно заново вспахать, да засеять, да после кажного пожара избы рубить наново, и все такое прочее... Да чего я гуторю-то! Поглядишь, Лутоня твой какой рукодельник: такие каповые братины да мисы режет - залюбуешься! И дом у ево весь резью покрыт! А жонка, Мотя, тоже мужу своему под стать. Николи не присядет и весела всегда! И тебя бы, Василий, надобно нынь оженить! Опять же детки пойдут... Ты баешь: были... Дак угнаны в полон! Свет широк, они, поди, коли и живы, уже и не помнят свово батьку... Фатима, баял, на сносях была... Тем паче! Теперича на Руси жену себе ищи! А в смерти и животе един Бог волен! Все быват: и черная смерть набежит, и глад, и иной мор какой, и нашествие вражье нахлынет... Христианину отчаиваться грех, сам знашь! Може, и все труды да беды нам токмо к испытанию от Всевышняго. Там-то у Ево жисть вечная! А земной путь надобно пройти достойно, чтобы и пред Господом, и пред собою не стыдно было на Страшном суде.
- Знаешь, - отвечает Василий, глядя окрест, - ты сказывать сейчас про Лутоню, а у меня такое в душе, словно я давным-давно умер, тогда еще, в детстве, а теперь мне как с иного света повестили про здешние дела!
Тот и другой смолкли. И опять обняла осенняя тишь. И только по белесому небу тянули и тянули с печальными криками отлетающие птичьи стада.
- Стало, нам работать, а почто живем, не спрашивать? - подытожил Васька. - И счастья иного не искать, как в самом труде?
- По сути так! - отмолвил Иван. - Да мне родная матка примером!
- А все ж таки хочет человек иного чего-то! - протянул Василии. Хочет всегда! И ничо ты с ентим не сделашь! - Подумавши, прибавил еще: Мне вот до смерти надобно было стать сотником у татар! Себя утвердить!
- Бросил же!
- Да, бросил.
И вновь замолчали.
- А в том, што важен сам по себе труд, тут ты, пожалуй, прав! - снова подал голос Васька, когда уже отъехали с полверсты. - Какая-то сила вражья все губит и губит, а мы все творим да творим.
- Дьявол! - убежденно отозвался Иван. - Ему Божье творенье противно, дак и рад все уничтожить на земле, да и землю саму!
- Полагаешь, шайтан не Господом создан? - вопросил Васька.
- В том наш спор с католиками! - убежденно возразил Иван. - Мне ученый муж один некогда сказывал: дьявол - это пустота, тьма, разрушающая все живое, как... Ну... Прорубь. Во льду весной! Края-то тают, исчезают словно, а сама прорубь растет и растет.
- Ну, и когда наступит конец?
- Когда мы перестанем любить друг друга да работати Господу!
- Опять тот же ответ?!
- Опять тот же. Иного и измыслить не можно!
Васька глянул на Ивана, в синих глазах его мелькнул насмешливый огонек:
- Ты, Иван, философ! А мне ныне дак попросту хорошо! И дышится легко у вас! Пыли нет! Так бы все ехал и ехал, без конца! Што ето там, бурая корова?
- Лось! Они по осеням выходят на поля.