Румяное солнышко играет на цветных стеклах купеческого терема, на причудливо изукрашенных петушках.
«Добрый денек выдался, — сидя на красном крыльце и довольно поглядывая на внука, размышлял Василий Демьяныч. — Вот так бы до самого Новгорода без дождинки. Нет хуже для торгового обоза непогодь, много товара может подпортить».
— Не забудь, Васютка, рогожи взять. Погода проказлива. До Новгорода — не близок свет. И дегтю не забудь! Без колеса телега не ездит.
— Да ты что, дед? Аль в первый раз в дальний град снаряжаюсь? Никогда ничего не забываю, — степенно отвечал тридцатилетний Васюта, укладывая на подводу кули с хлебом, солью, круги желтого воска, бобровые меха, мед в липовых кадушках…
Две другие подводы дворовые люди Митька и Харитонка (обоим уже далеко за сорок) загружали знаменитым ростовским осиновым лемехом[20], коим по всей Руси покрывали деревянные купола церквей, кровлю княжеских и боярских хором, проездных и глухих башен крепостей. Такой товар всюду брали нарасхват: покрытые ростовским лемехом купола, башни и крыши держались веками; они не гнили, не трескались, не боялись ни самых продолжительных дождей, ни обильных снегопадов, ни жаркого солнца. Но изготовление лемеха требовало большого искусства. Когда-то трудно верили, что для лемеха непременно нужна осина. Не смолистая, кондовая сосна, привычно применяемая в русских деревянных постройках, а простая осина. Впрочем, далеко не простая, а выросшая на высоких песчаных холмах, среди хвойных лесов, осина свежесрубленная, но не волглая, осина с чистой древесиной без сучков и дупел.
Дощечки для лемеха выкалывали из чурок по-старинному, топором, учитывая расположение слоев. Потом их отделывали, придавая выпуклость или вогнутость в зависимости от того, на какое место кровли пойдут пластины. Низ каждой из них получал ступенчатое зубчатое заострение. Само покрытие сложных, изогнутых поверхностей кровли также требовало большого умения. Нужно было расположить чешую так, чтобы гвозди, коими крепились пластины, оказывались прикрытыми следующими, верхними рядами чешуи. Снаружи должно быть лишь чистое дерево, открытое солнцу, дождю и ветру.
Скоро, очень скоро под русскими осенними дождями желтоватые пластины посерели, и тогда произошло чудо: под ярким солнцем, на голубом фоне неба осиновая чешуя лемеха стала… серебряной.
Именно серебряным виделся лемех иноземцам, посещавшим Ростов Великий. В ясный, солнечный день, когда в ярко-синем небе, клубясь, медленно всплывали белые громады кучевых облаков, иноземцы останавливались у подножия башен. Закинув головы, они смотрели на округлые, словно облака, уходящие в небо чешуйчатые верха привратных твердынь и пытливо вопрошали:
— Из какого металла сотворена сия башня?
— Из осины.
Удивленные иноземцы ахали, покачивали головами, с трудом верили. Да и русскому глазу, привыкшему к серому тону деревянных изб, не сразу удается разглядеть простое посеревшее дерево в светлой серебристой чешуе вознесенных в небо, прихотливо изогнувших наверший.
Легко было на сердце бывшего купца Василия Демьяныча Богданова. В лесной деревне Ядрово, где скрытно от татар готовились к сечам с ордынцами княжьи ратники, он и подумать не мог, что его младший внук Васютка, возьмется за торговое дело, а сам он вновь окажется в своем ростовском тереме. И случилось это полгода назад, когда в деревню, побывав в Ростове у боярина Неждана Корзуна, вернулся Лазутка Скитник. Тот собрал мир и молвил:
— Татары не придут на Русь. Все, кто захочет вновь перебраться в Ростов или в бывшее своё село Угожи, никого удерживать, здесь не стану.
Мужики, те, что упрятались в Ядрове из Угожей, зачесали загривки. Угожи — вотчинное село боярина Корзуна, а каждое село на оброке сидит и на других повинностях. Здесь же, в скрытне, — волюшка. Ни ордынским, ни княжеским, ни боярским ярмом и не пахнет. А волюшка — милей всего. Да и давненько в глухомани обустроились. Ни бортными, ни сенокосными, ни рыбными угодьями не обижены. Нет, уж лучше в Ядрове остаться. Так угожские селяне и порешили. А вот ростовские кузнецы и плотники надумали воротиться в город.
— Ну а ты что надумал, Лазута Егорыч? — с надеждой глянул на зятя Василий Демьяныч.
— Коль честно признаться, то я бы здесь остался. Мужики истину сказывают: волюшка — всего милей. Но меня княгиня Мария на другое дело наставила. Был с ней немалый разговор. Попросила новую службу князю Борису да воеводе Корзуну послужить. Походить в их воле ради дел державных. Не мог я княгине Марии отказать. Высоко чтима она в народе. Так что быть мне в Ростове.
20
Лемех — старинное чешуйчатое покрытие из осиновых дощечек, нижние концы которых заострялись в виде ступенчатого клина. Отсюда и название «лемех», так как такие дощечки напоминали заостренный лемех плуга.