Малыга забрел к Палашке, дабы залить вином горе, ведая, что у собутыльницы может найтись сулейка[27] бражки, кою она нередко готовила из солода.
— Чего-то, Марийка, никого у тебя не вижу. Мать, поди, в питейную избу убрела. А бабка где?
Марийка залилась горючими слезами.
— Да ты что, дядя Гриша, аль не ведаешь? В могилках покоятся маменька и бабушка.
У Гришки глаза на лоб.
— Вот те на! Пришла беда — отворяй ворота. Вот жизть-то наша. Плюнуть да растереть. Подумай-ка… Ну и ну.
Гришка долго сокрушался, а затем поведал о своем горе:
— Погорельцами мы с Авдотьей стали, а деньжонок на нову избу — вошь на аркане да блоха на цепи. Не ведаем, куда и приткнуться.
— Так ко мне приходите, — без раздумий предложила Марийка. — Живите, сколь захотите. И мне с вами отрадней будет.
— Благодарствую, дочка, — тепло изронил Малыга. — Добрая у тебя душа.
Затем Гришка осмотрел заросший бурьяном огород и запустелый, скособочившийся двор, вздохнул.
Не любила Палашка с хозяйством возиться. Всю жизнь мотыльком пропорхала. Ну, да я не без рук, и Авдотья у меня работящая. И огород поднимем, и дворишко поправим. С коровенкой не пропадем.
Глава 9
МЕЛЕНТИЙ КОВРИГА
Мелентий Коврига припозднился: возвращался с сенных угодий уже вечером, когда июльское солнце завалилось за позолоченный купол белокаменного Спасо-Преображенского собора. Не зря съездил: мужиков надо проверять да проверять. Чуть спуску дашь — и половины сена не соберешь. На тиуна[28] же ныне надёжа плохая. Другую неделю в избе отлеживается. Крепко-де занедужил. Гнать бы такого подручника взашей, но лучшего тиуна не сыщешь. Мужики его, как черт ладана боятся. Прижимист, на расправу скор. Правда, не чист на руку, но где найдешь тиуна, кой бы вороватым не был. Каждый помаленьку крадет.
Когда-то Мелентий Коврига служил ростовскому князю Василько Константиновичу, но долго в Ростове Великом не задержался. Князь Василько не слишком жаловал Мелентия, кой в битвы старался не ходить, а если уж и участвовал в походах, то на врага, почитай, не кидался, стараясь в опасный момент попридержать коня. В Ростове его ближним другом стал боярин Борис Сутяга, кои оба сетовали на Василька Константиновича:
— Не любит нас, князь. На ратных советах перед всей дружиной срамит. Не лихо-де воюем, меча из ножен не вынимаем. А того не разумеет, что мы не какие-то простые гридни, а бояре, коих надо беречь, как зеницу ока.
— Вестимо, Мелентий Петрович. Не к лицу боярам под обух идти. На то молодые гридни есть да пешцы из мужичья.
После неожиданной кончины Бориса Сутяги на княжеском пиру, друзей у Ковриги в Ростове не осталось: другие бояре относились к Мелентию с прохладцей. Гордые, издавна известные своей вольностью и храбростью в сечах, «княжьи мужи» терпеть не могли трусоватых людей.
Неуютно чувствовал себя Мелентий Коврига в Ростове Великом и он, после гибели Василька Константиновича на реке Сить, попросился на службу к переяславскому князю Ярославу Всеволодовичу. Тот, давний недруг ростовских князей, с большой охотой принял к себе Ковригу: глядишь, сгодится в каком-нибудь пакостном деле, а на разные мерзости Ярослав Всеволодович был всегда горазд. Не оставил он доброго имени у русичей. Вольготно жилось при нем Мелентию Ковриге. Но после кончины Ярослава Всеволодовича, боярину пришлось перейти на службу к новому великому князю Андрею Ярославичу, кой занял владимирский стол.
Жизнь Ковриги заметно изменилась. Неугомонный, вспыльчивый и воинственный Андрей Ярославич никому не давал покоя: то устраивал на своем дворе ратные потехи, то проводил на реке Клязьме «ледовые побоища», да такие, что редкий раз возвращался в свои хоромы без синяков и шишек. А однажды, разгоряченный Андрей Ярославич едва Мелентию голову мечом не рассек. Добро шелом оказался крепким. Коврига от могучего удара аж с коня слетел, а князь, знай, зубы скалит: «Не забывай о щите, Мелентий. Привык в хоромах отсиживаться. Татарин — воин отменный, ни одной промашки не упустит. Зри в оба! Я тебя, Мелентий, когда на Орду пойду, в передовой полк поставлю. А ты, как я слышал, любишь к обозу жаться. Боле не спрячешься».
Коврига наливался злобой, но вслух перечить князю не отваживался. В хоромах же вставал к киоту и молил Господа, дабы тот нещадно покарал зловредного князя. И Господь, казалось, услышал его молитвы. Когда Андрей Ярославич стал в открытую собирать на ордынцев дружины и пеших ополченцев, хитрый Коврига немешкотно помчал в Новгород к Александру Невскому. Мелентий уже ведал, что старший брат недоволен Андреем за его постоянные призывы к русским князьям ударить по Золотой Орде.