- Да разве то изба? Ты б мою посмотрел. Всему городу на загляденье. Терем! Вот и выходит: чужую печаль и с хлебом съешь, а своя и с калачом в горло нейдет. Я в свою избу всю душу вложил, дивной резьбой изукрасил. Да и что говорить.
- Верю, Гришка, топором ты изрядно владеешь… А Марийка где?
- В огороде с моей старухой.
- Покличь.
На предложение боярина Ковриги Марийка, памятуя предсмертный наказ бабки Пистимеи, наотрез отказалась:
- Мне и здесь хорошо.
- Вот, неразумная, - покачал головой Шибан. - В богатых хоромах будешь жить, в шелках и бархатах ходить, сладко трапезовать.
Гришка Малыга сидел, плел снасть и про себя посмеивался: золотые горы сулит Шибан. Выходит неспроста. Ковриге, знать, новая девка для утех понадобилась. Ишь как Шибан Марийку улещает. Лишь бы она выстояла, а коль на боярские сказки прельститься, придется ввязаться.
Марийка же (молодец, девка!) молвила:
- Скажи своему боярину, добрый человек, что благодарствую. То - честь немалая. Но в служанки к нему не пойду. Мне и своя изба мила.
Марийка поклонилась боярскому послужильцу в пояс и убежала в огород.
- Чудеса, - крутанул головой Шибан. - Не ожидал такого от девки.
- Чужая душа не гумно: не заглянешь. А ты-то мекал, что раз дочь гулящей Палашки, то и чадо по той же стезе пойдет. Не выгорело, Шибан. У каждой пташки свои замашки, хе-хе.
- Буде зубы скалить, баюн, - хмуро изронил послужилец и повернул коня к боярским хоромам.
Мелентий ушам своим не поверил. Нищая девка на богатства не позарилась. Да то уму непостижимо! Но такое с рук Марийке не сойдет. Не тот Коврига человек, дабы лакомая девка от него упорхнула.
- Ты вот что, Сергуня, - молвил боярин, малость подумав. - Выследи оную гордячку и приволоки силом. Но чтоб никто не узрел, - ни Гришка, ни баба его, ни другой любой зевака.
- То дело непростое, боярин. Днем - всюду люд, а ночью Марийка в избе с погорельцами. Ума не приложу, - развел руками Шибан.
- А ты приложи, Сергуня. И чтоб поборзей! - прикрикнул Мелентий. - А когда девку возьмешь, то в хоромы не доставляй.
- А куда ж, боярин? - вконец озаботился послужилец. Чудит же, Мелентий Петрович!
- Доставь в мое вотчинное село. И дабы ни одна душа не ведала!
- Добро, боярин, - кивнул Сергуня. Однако лицо его было неспокойным и кислым: не так-то просто девку похитить.
Несколько дней Шибан выслеживал Марийку, и, наконец-то, ему сопутствовала удача: девушка пришла к могиле матери на кладбище. Оно было старинным, заросшим кустами и деревьями.
Сергуня привязал коня к ограде погоста и крадучись пошел меж деревянных крестов и могил. Ему помогал сам Бог. Глухо, пустынно, сумеречно.
Марийка, ничего не подозревая, тихо разговаривала с матерью:
- Ты уж не серчай, маменька. Чужих людей в твою избу пустила. Они добрые, меня своей дочкой называют. Лиха не сотворят…
А лихо - за спиной. Раз - и рогожный мешишко на голову. Марийка со страху, было, закричала, но «лихо» затянуло рот (поверх рогожи) тугим, плотным кушаком. Марийке оставалось лишь мычать, но тотчас услышала угрозливый шепот:
- Не мычи и не брыкайся, а то и нос завяжу. Тогда и дух вон.
Марийка примолкла. Шибан, оглядевшись, затащил ее в кусты, связал ременными путами руки и ноги, и вновь пригрозил:
- Лежи тихо, коль жить хочешь.
«Опасись одна ходить. Мало ли лихих людей», - всплыли в голове Марийки слова Пистимеи. Как права оказалась бабушка! Она очутилась в руках лиходея. Но кто он и что ему надо?
У Марийки никогда не было недругов, она никому не делала зла. Кому же понадобилось схватить ее прямо на кладбище?! Пресвятая Богородица, что же этот злодей с ней сотворит?
А Сергуня ждал полной темноты. Никто не должен видеть, как он повезет девушку в село Веськово, кое в четырех верстах от Переяславля Залесского.
Ближе к ночи выпала роса и стало прохладней. Марийка была в одном легком сарафане. Шибан укрыл пленницу своим долгополым суконным кафтаном и тихо, но уже миролюбиво произнес:
- Ничего не бойся. Скоро я отвезу тебя в доброе место. А пока потерпи.
Но Марийке было страшно. Да вон и филин пугающе заухал. Ночью выползает на кладбище всякая нечисть. Жуть! И чего тянет этот злыдень?
Мало погодя, Сергуня поднял девушку на руки, выбрался из кустов, и пошагал меж могил к выходу из погоста. У ограды его давно поджидал пегий конь.
Дорога к Веськову петляла дремучим лесом. Конечно, в боярскую вотчину можно было добраться более удобным путем, вдоль берега озера, но Сергуня побоялся встреч с рыбаками, кои нередко засиживались у кострищ и ночами. Дорога лесом куда надежней: ночью она всегда пустынна.
По черному, звездному небу плыла, освещая путь, задумчивая серебристая луна. Стояла чутко-пугливая, завороженная тишь, лишь при слабом, набегающем ветерке слышался легкий шум сосен и елей, да нарушал покой дробный цокот копыт, пущенного в рысь коня. Его-то и услышала ватага мужиков, неторопко бредущих встречу всаднику.
Ватага остановилась, прислушалась.
- Кажись, один едет, - молвил один из путников.
- Чо делать будем, Качура? В лес сойдем, аль на вершника глянем?
Большак, вожак ватаги Данила Качура, дюжий, рослый мужик в войлочном колпаке, твердо бросил:
- Глянем!
На крутом повороте дороги перед Сергуней неожиданно выросла стена мужиков. Разбойный люд! У Шибана екнуло сердце, но он был не из пугливых; выхватил из кожаных ножен меч, устрашающе крикнул:
- Посеку! Расступись!
Но лихие не дрогнули, двое из них натянули тетивы лука.
Вот тут-то Марийка, кинутая поперек коня, заслышав голоса людей, замычала изо всех сил, затрясла головой и задвигала связанными ногами. Авось, и избавят ее от полона неведомые люди.
- Спрячь меч, коль жить хочешь. Кому сказываю! Лучники! - громко воскликнул Качура.
И Сергуня понял: еще миг, другой - и две стрелы пронзят его грудь. Пришлось вложить меч в ножны.
Ватажники (а было их человек десять) сняли с коня Марийку, освободили от пут и рогожного мешка и удивленно загалдели:
- Ну и ну. Девка!
Качура, ухватив увесистой рукой коня за узду, повелительно молвил:
- Слезай!
Шибан нехотя слез и тотчас к нему метнулась разгневанная Марийка.
- Так вот кто меня похитил! Злыдень! Куда ты меня вез?
- Что за человек? - вопросил Марийку большак.
- Худой человек. Шибан, кой боярину Мелентию Ковриге служит.
- Наслышан о сем боярине, - хмуро произнес Качура. - Жесток. От него оратаи34 в леса бегут… И куда ж ты вез девку?
Сергуня не захотел выдавать своего боярина и взял вину на себя.
- Приглянулась. Побаловаться захотел.
- А зачем в лес потащил?
- А чтоб никто не видел. Эка невидаль девку потискать. Не убудет!
Сергуня подмигнул ватаге, широко осклабился. Ухмылка его при лунном свете была хорошо заметна. Шибан норовил прикинуться простачком, дабы привлечь на свою сторону мужиков. Но мужики не любили ни бояр, ни их служилых людей.
- Всё ли так сказывает этот боярский прихвостень? – повернулся к Марийке большак.
Девушка развела руками:
- Не знаю, что и сказать, люди добрые. И всего-то видела его один раз. И вдруг такое. Схватил меня на кладбище, когда на могилку матери наведалась.
- А отец жив?
- Сирота я, добрые люди.
Качура с недобрым лицом вновь ступил к Шибану.
- Сироту обижать - великий грех. Рогатину ему в брюхо – и вся недолга. Не так ли, ребятушки?
- Так, Данила.
Но Сергуню спасла Марийка:
- Не лишайте его жизни. Отпустите!
- Добрая же ты, деваха. Он тебя помышлял обабить, а ты его милуешь. Будь, по-твоему. Но меч и коня мы заберем. Живи, Шибан! Да не забывай молиться на девку,
Сергуня вернулся к боярину, как побитая собака. Без меча, кафтана и коня. Удрученно молвил:
- Не выгорело дело, боярин. Беда приключилась.
Мелентий Петрович, выслушав Сергуню, затопал ногами:
- Дуросвят! Малоумок! С пустяшным делом не мог справиться. Со двора выгоню!
Долго бушевал и гневался, пока не плюхнулся на высокое резное кресло и не спросил:
- А с девкой что?
- Не ведаю. Что с ней разбойная ватага содеяла, одному Богу известно.