Нона была так глубоко погружена в свои поиски, что была потрясена, обнаружив на спиральной лестнице кого-то, преградившего ей дорогу.
— Настоятельница... — Настоятельница редко появлялась в Башне Пути.
— Где Сковородка? — рявкнула настоятельница, с явным отвращением глядя на девушку.
— Госпожа Путь в скриптории, настоятельница. — Нона спокойно встретила враждебный взгляд старухи.
— Хммм. — Настоятельница отвернулась, очевидно, не в силах придраться к ответу Ноны, и эта неудача еще больше распалила ее дурное настроение. Она оглянулась через плечо, с новым подозрением в своих бледных глазах. — Что ты здесь делаешь, девочка? Воруешь?
— Нет, настоятельница. — Нона обокрала настоятельницу сегодня утром, а днем, если повезет, будет воровать в Башне Пути. Но как раз сейчас она не воровала.
— Тебе следует быть в куполе и молиться. — Покачав головой, настоятельница зашагала вниз по лестнице, стуча посохом по каждой ступеньке.
Ара появилась позади Ноны, поглаживая ладонями каменную кладку:
— Это была Настоятельница Колесо?
— Да. — Нона вернулась к своим поискам.
— Кровь Предка! — Из-за спины Ары. Самое близкое к проклятию, что могла сказать Джула. — Нам действительно не следует этого делать.
Нона искала быстрее своих подруг, оставив их позади. Примерно на полпути ее зрение на мгновение дрогнуло. После этого, ничего. Даже покалывания. Она вернулась на место и изучила его нить-зрением. Ничего. Она представила себе Путь и попыталась заглянуть за него в стену. Ничего. Она положила обе руки на камень и напрягла всю свою волю, давя изо всех сил.
— Откройся, черт бы тебя побрал! — В то же самое время она ступила одной ногой на сияющую славу Пути, реку силы, которая соединяет и определяет все сущее. Нона почувствовала, как внутри что-то поддалось, словно она провалилась сквозь тонкий лед. Однако крик победы замер на ее губах. Она все еще стояла на лестнице, прижав руки к холодному камню. Чувствуя себя глупо, она потянулась к своей безмятежности и попыталась снова. Ничего, даже укола. Она вытерла ладони о свою рясу и продолжила спускаться, призвав транс ясности, чтобы обнаружить любой слабый след, который мог бы указать место для применения ее магии.
Одна из остальных. спотыкаясь, последовала за ней.
— Тише, — прошипела Нона, не оборачиваясь. — Настоятельница Колесо, возможно, все еще прячется внизу.
Нона добралась до нижней ступеньки, не обнаружив больше никаких намеков на вход. Настоятельница, казалось, решила не дожидаться Кастрюлю и вышла из башни. Нона вздохнула и повернулась, чтобы снова подняться по ступенькам. Что-то привлекло ее внимание. Среди других висел новый портрет. Как раз справа от двери, через которую, должно быть, вышла настоятельница. Она подошла к картине, удивляясь, что никогда не видела ее раньше. Казалось невозможным, что она раньше не замечала его — она бывала в башне почти каждый день в течение большей части десятилетия. Возможно Сестра Сковородка повесила его совсем недавно. В этой женщине было что-то знакомое, лицо бледное и острое, но дружелюбное, высокие скулы, голубые глаза. Ее светлые волосы завивались близко к черепу, но клочок за клочком тянулись в воздухе, создавая слабую дымку нитей, которые заполняли пространство вокруг нее.
Нона склонила голову набок. На вид монахине было не меньше тридцати. И все же…
— Гесса? — Глаза Ноны наполнились слезами. — Как... — Она наклонила голову, вытирая лицо. Гесса умерла еще ребенком, и с тех пор Нона каждый день скучала по подруге. Ее смерть от руки Йишт преподала Ноне много горьких уроков, которые стояли как вехи на пути от девочке к женщине. Не последним из этих уроков была ее собственная склонность ошибаться. Сколько ее подруг умерло из-за того, что она не сделала все необходимое для их спасения? Как часто собственные ошибки сбивали ее с толку? Ее гордость, ее гнев… Потеря Гессы научила ее, что месть — пустая ложь, своеобразное тщеславие для того, чтобы отвлечься, зависимость, которая не предлагает тебе никакого лечения.