Родители Конти считали, что основой его достатка были удачные вложения в бизнес недвижимости, но Мария, его тридцатипятилетняя старшая сестра, оказалась не настолько простодушна, и это способствовало прогрессирующей динамике семейных накоплений.
Специфика его работы не предполагала долговременных отношений. И вовсе не потому, что Сальваторе Конти был не создан для них. Однако в следующие несколько лет – никаких постоянных подружек… о жене и детях – забыть. Ведь любой неосторожный поступок с его стороны подрывал саму идею анонимности и создавал слишком много потенциальных осложнений. Пока что женщин, готовых удовлетворить сиюминутные желания Конти, было более чем достаточно. Для этого требовались только деньги. А судя по сумме платежа за его последнюю работу, в ближайшем будущем недостатка в желающих не намечается.
С улыбкой и прищуренными от удовольствия глазами Конти прочитал цифры баланса на своем счете: € 6 500 000.00. После вычетов предстоящих расходов и доли шестерых оставшихся членов команды ему достанется кругленькая сумма в четыре миллиона евро. За несколько дней работы. Неплохо!
И его даже не зацепило. Еще один бонус.
В полутемной и тесной подземной темнице форта дю Кудре лицом к холодной каменной стене сидел обессиленный Жак де Моле и наблюдал, как три громадные крысы дерутся за корку хлеба, которую он им бросил.
Промозглый холод глодал его кости. В спертом воздухе невыносимо воняло экскрементами. Это была не просто тюрьма. Это был сущий ад.
Де Моле уже минуло семьдесят, и его покрытое шрамами тело, когда-то такое крепкое и сильное, стало совсем изможденным. В длинной, цвета слоновой кости, спутанной и засаленной бороде кишели вши.
Долгих двадцать лет он занимал самый видный пост в ордене, пост Великого магистра. И вот она, достойная награда – унижение. Шесть долгих лет он гниет в этой забытой Богом яме, пав жертвой политических интриг молодого амбициозного короля Франции Филиппа IV и вступившего с ним в тайный сговор Римского Папы Климента V.
Каждый прожитый здесь день Жак де Моле возвращался мыслями к тому разговору с Тибо Годеном в крепости Колосси. Прислушайся он тогда к совету этого труса…
Сквозь прутья железной решетки донеслись звуки из коридора: стон тяжелой двери, поворачивающейся на петлях, звон ключей в связке, приближающиеся шаги. Несколько секунд спустя за решеткой возник закутанный в плащ силуэт. Не поднимая головы, де Моле уже знал, кто это. Крепкий, тяжелый запах одеколона не оставлял сомнений, что к нему наконец пожаловал Папа Климент V собственной персоной. По бокам его стояли два дюжих стражника.
Голос с гнусавым французским выговором разрезал тишину:
– Что-то вы подурнели, Жак. Краше в гроб кладут.
Де Моле поднял взгляд на тучного первосвященника, прикрывавшего нос украшенным вышивкой носовым платочком. Золотые перстни с бриллиантами, включая и папское «кольцо рыбака»[25] с печатью, унизывали его мягкие, холеные пальцы. Под тяжелой черной накидкой с капюшоном виднелось ниспадающее одеяние священника, золотой нагрудный крест мерцал в отблесках пламени факела. Де Моле заговорил, превозмогая боль в растрескавшихся губах:
– А вы… все хорошеете.
– Ладно-ладно, магистр, не будем переходить на личности.
– Слишком поздно. Это всегда было только личным, – напомнил ему де Моле.
Климент опустил руку с платком и улыбнулся:
– О чем вы хотели говорить со мной? Решили наконец сознаться и исповедаться?
Ледяной взгляд де Моле вонзился в Папу, этого наглеца, который был моложе его на двадцать лет.
– Вы знаете, что я не отрекусь от своих братьев и своей чести в угоду вашим интригам.
Четыре года назад де Моле предъявили не менее ста двадцати семи обвинений против ордена, среди которых были и самые нелепые: поклонение дьяволу, сексуальные извращения и разнообразнейшие богохульства в отношении Иисуса Христа и христианства. А всего два года назад, 22 марта 1312 года, сам Климент издал папскую буллу, озаглавленную «Vox in Excelso», которая формально распускала орден тамплиеров.
– Вы уже захватили наши деньги и земли. – В голосе де Моле звенело презрение к этому человеку. – Вы замучили сотни моих людей, выколачивая ложные признания, сожгли заживо еще пятьдесят четыре рыцаря – все погибшие были благородными людьми, не щадившими свои жизни ради защиты престола Святой церкви.
Климент проигнорировал его упреки.
– Вы же знаете, что, если не прекратите упорствовать, вас убьют инквизиторы… И смерть ваша не обещает быть приятной. Имейте в виду, Жак, вы и ваши люди безнадежно устарели, как и дело, которому вы служите, с честью или без оной. Ваши вояки уже лет двадцать как потеряли контроль над Святой землей и пустили псу под хвост все наши достижения на протяжении двух веков.
Достижения? На мгновение де Моле неудержимо потянуло рвануться к решетке, просунуть руки сквозь прутья и сомкнуть пальцы вокруг шеи понтифика. Но слева и справа от него стояли бдительные охранники, сопровождавшие его на тайную встречу.
– Нам обоим хорошо известно, как велико было нежелание Рима поддержать наши усилия. Мы нуждались в людях, однако их нам не прислали. Противник имел десятикратное превосходство в численности. И тогда, и теперь все решали деньги.
– Дело прошлое… – Папа пренебрежительно махнул рукой. – Не для того же я проделал такой путь, чтоб ворошить старые распри. Кстати, по-вашему, зачем я здесь?
– Чтобы поторговаться.
– Не в вашем положении торговаться, – рассмеялся Климент.
– Вы должны восстановить орден. Не ради меня – ради себя самого.
– Оставьте, Жак, это несерьезно.
Де Моле не отступался, в его взгляде засверкала решимость.
– Когда пала Акра, у нас уже не было времени вернуться в Иерусалим, пришлось бросить столько ценностей. Истинных сокровищ, которые запросто могли попасть в лапы неверных. – Завладеть вниманием Климента можно было только тем, что могло спасти папское государство от нависшего над ним экономического краха.
– Какие же это, интересно, сокровища? – Папа, ухмыляясь, прижался лицом к прутьям решетки. – Голова Иоанна Крестителя? Крест Иисуса? А может, Ковчег Завета?
Де Моле стиснул зубы. Крайняя закрытость ордена тамплиеров и их умение хранить тайну порождали множество домыслов о том, каким образом они нажили несметные богатства, что и послужило причиной той легкости, с которой Папа и король обвинили их во всех грехах и состряпали грязные фальсификации. Но слышать, как эта мерзость срывается с женственных губ Климента, было просто невыносимо.
– А теперь слушайте меня очень внимательно. Иначе существованию вашей великой церкви грозит опасность.
Папа с недоумением воззрился на магистра, чуть отстранившись от решетки. Он пытался оценить сказанное узником – человеком, которого, несмотря ни на что, он никогда не считал лжецом:
– Я слушаю.
Желудок де Моле больно сжался, ему самому не верилось, что он вот-вот решится. Но, прождав шесть долгих лет, он пришел к горькому выводу: оставшиеся в живых тамплиеры не протянут еще один год, если только не случится что-то экстраординарное. Терзаемый раскаянием, магистр уговорил себя раскрыть самый оберегаемый секрет ордена – тот самый, что монашеское братство присягнуло держать втайне.
– Существует древняя книга, хранимая орденом тамплиеров более двух веков. Она называется «Ephemeris Conlusio».
– «Тайные хроники»? – нетерпеливо перебил Папа. – Что еще за хроники?
Последующие пятнадцать минут Великий магистр ордена тамплиеров подробно рассказывал поразительную историю об открытии настолько выдающемся, что, будь это правдой, история христианства повисла бы на волоске. Однако подробности и детали казались слишком точными, чтобы не быть подлинными. Папа сосредоточенно внимал словам Жака де Моле, ведь слухи о подобной угрозе бродили среди католической иерархии на протяжении многих лет.
25
Атрибут папской власти. На кольце изображен апостол Петр, забрасывающий рыбацкую сеть с лодки.