Бартона приятно удивил уровень познаний Разака, и он сказал ему об этом. Не многие евреи или даже христиане в состоянии продемонстрировать такое хорошее понимание ключевых моментов истории.
– Эти оссуарий были привезены сюда откуда-то из другого места, где изначально проводилась процедура погребальных обрядов. Если придерживаться версии о том, что это просто подвал, – продолжил Бартон, – напрашивается предположение, что рыцари-тамплиеры соорудили его для тайного и безопасного хранения оссуариев.
– Или сокровищ, – живо подхватил Разак, всплеснув руками. – Давайте не будем забывать и о такой вероятности. – Его не слишком привлекла идея археолога увязать похищение с останками почитаемого пророка. – Известно ведь, что они обладали сказочным богатством, не правда ли? Награбленным в домах и мечетях мусульман, полученным в качестве взяток от представителей власти…
– Верно, тамплиеры скопили огромное богатство в основном за счет побежденных врагов. Папство даже позволило им взимать налоги и собирать десятину. Со временем они превратились в банкиров. Тамплиеры были средневековым аналогом… скажем, «Америкэн экспресс». Видите ли, прежде чем отправляться в поход к Святой земле, европейские паломники клали деньги на депозит в «местном филиале» ордена тамплиеров, где взамен получали зашифрованный депозитный вексель. По прибытии сюда, в Иерусалим, они обменивали вексель на местную наличность.
– Тогда почему вы уверены, что в этом подвале они не хранили награбленное добро?
– Наверняка этого никто не знает, – сказал Бартон. – Но мне кажется крайне маловероятным, что они так замуровывали свои капиталы, зная, что те могут понадобиться им для текущих целей.
– Да, в плане ликвидности нелогично, – улыбнулся Разак. – Зато логично, если речь идет не о краткосрочных капиталах.
– Сдаюсь! – с усмешкой согласился Бартон. – Однако гравировки на дальней стене не дают нам никакого ключа к разгадке: просто имена тех, чьи останки покоятся в этих ковчегах. – Он неторопливо подошел к оссуариям и напряженно вгляделся в них, словно ища ответа. – Если их привезли сюда, чтобы замуровать, где тогда их нашли изначально? – негромко пробормотал археолог, озвучивая свои мысли.
– Не могу понять, – развел руками Разак, – как получилось, что под таким оживленным местом обнаружился подвал-тайник?
– Я много над этим размышлял и должен сказать, что здесь все очень интересно. – Бартон внимательно посмотрел на Разака. – В первом веке здание Синедриона – высшего государственного совета и высшего судебного института иудеев – располагалось прямо над Соломоновыми конюшнями. И в те времена гора под ним, по слухам, была вся изрыта тайными подземными ходами.
«Многие из которых вели в самое сердце храма», – добавил он про себя.
– Так вот. Будучи членом Синедриона, Иосиф имел доступ к тем проходам, что вели к подземным помещениям. Это позволяло ему соорудить тайник в атмосфере полной секретности.
– Вы об Иосифе Аримафейском. Если я правильно понимаю, так называлось место, откуда он был родом, – Аримафея?
– Об этом говорится в Библии, – кивнул Бартон.
– Тогда изначальное захоронение должно быть на родине Иосифа, там, где жила его семья?
– Может, и так, – без особого энтузиазма проговорил Бартон.
И тут же задумался: могла ли существовать настоящая гробница под храмом Гроба Господня? Это не казалось ему возможным, поскольку задолго до прихода крестоносцев храм здесь уже стоял.
– Проблема в том, что никто не знает, о какой Аримафее идет речь. Некоторые считают, что это город на холме в древней Иудее. Но это всего лишь предположение.
– Допустим, ваша гипотеза верна, как же тогда воры отыскали это место? – Вспомнив жуткое, разорванное выстрелом лицо Тахима, Разак вдруг почувствовал острую необходимость увязать это с чем-то, что могло бы помочь завершить их расследование.
Бартон глубоко вздохнул и в задумчивости запустил пятерню в волосы.
– Единственное, что приходит в голову: вор обладал неким документом. Информация об этой усыпальнице была подробно изложена в древнем тексте, с детальным описанием входа… думаю, даже с его размерами.
– Но кто мог обладать таким документом?
– Как вам сказать… Бывает, подобные древние свитки либо книги лежат прямо на виду, не переведенные, в запасниках музеев, лежат десятилетиями… Может, какой-нибудь христианин-фанатик, работающий в музее, – неуверенно добавил он.
И следом подумал, не слишком ли это предположение притянуто за уши.
Выражение лица Разака сделалось скептическим.
– А с рынков античных древностей сведений об оссуарии не поступало?
– Сегодня утром опять проверял новые поступления – ничего.
Внезапно пол под их ногами задрожал, следом донесся отдаленный раскатистый гул. Охваченные тревогой, Разак и Бартон инстинктивно выбросили руки в поисках опоры.
Затем все стихло – так же внезапно. И хотя это очень напоминало слабый подземный толчок, оба мгновенно поняли: на самом деле произошло нечто иное.
Утро в лаборатории началось с того, что отец Донован связался с ними по интеркому и сообщил Шарлотте: ей звонят из Штатов.
– Бегите, бегите, – поторопил ее Берсеи.
Шарлотта направилась к телефону, на ходу стягивая маску.
– Шарлотта Хеннеси на проводе.
– Это я, Эван.
При звуке его голоса, доносящегося из крошечного динамика, у нее дрогнуло сердце.
– Привет, Эван. Который там у тебя час?
– Да еще очень рано, а может, очень поздно – в зависимости от того, как на это посмотреть. Главное, я закончил сканирование твоего образца.
Она почувствовала какое-то напряжение в голосе Эвана. В динамике было слышно, как он шуршит бумагами.
– Погоди секундочку, – сказала Шарлотта. – У меня включена «громкая связь», сейчас возьму трубку. – Сдернув перчатки, она схватила трубку. – Все, говори.
Олдрич тут же выпалил:
– Я начал с построения схемы кариотипа,[52] чтобы получить предварительное представление о хромосомах объекта. И вот тут-то я и заметил нечто очень странное…
– Что именно? Какие-то нарушения?
– Да, Шарлотта. Результат получился: сорок восемь XY.
В спектральном кариотипе плотные нити ДНК, называемые хромосомами, помечены флуоресцентными маркерами и разбиты по цвету на пары, чтобы можно было заметить генетические отклонения. Поскольку человек наследует по двадцать три хромосомы от каждого родителя, включая одну половую хромосому (от матери он всегда получает Х-хромосому, а от отца – X или Y), типичный результат должен быть 46 (XX) для женщин и 46 (XY) для мужчин.
Сорок восемь хромосом?! Хеннеси большим и указательным пальцами покрутила сережку в ухе, пытаясь осознать услышанное. Хорошей новостью было то, что пол оказался определенно мужским. Это совпадало с результатами судебной экспертизы. Но откуда взялась дополнительная пара неполовых хромосом, или аутосом? Подобные отклонения, как правило, говорят о серьезных наследственных заболеваниях. Например, так называемый синдром Дауна возникает, когда появляется лишняя хромосома из двадцать первой пары.
– Значит, анеуплодия?[53] – шепотом спросила Шарлотта.
– Да. В данном случае мы имеем дело с геномной мутацией.
– Какого типа?
Она говорила негромко, чтобы не привлекать внимания Берсеи. Поглядывая на него, Шарлотта видела, что он ничего не замечает, с головой уйдя в результаты сканирования останков.
– Пока не могу сказать. Надо будет подстроить генный сканер на исследование совпадающих участков. Никак не ожидал с ходу получить такие результаты, но это не займет много времени. Мне удалось вытянуть основной набор элементов генотипа. Я отправил тебе его по электронной почте.