Мы спустились с горы и вернулись в монастырь.
— Вы уверены, что никогда не пожалеете, что вступили сюда? — спросил я у послушника.
Не успел я произнести эти слова, как почувствовал, что в них таится искушение сатаны. Такое мог бы сказать бес.
Молодой человек взглянул на меня с бескомпромиссной решимостью маленького ребенка:
— Никогда, — твердо заявил он. — Я даже сейчас больше всего хочу удалиться в свою келью и предаться молитве.
Я подумал, что Синай мог бы быть самым прекрасным пояснением к страницам греческих рукописей, какое только можно постичь, но это странное место в пустыне погружено в непроглядный туман, окружено пеленой легенд, оно скрыто от взгляда императоров, паломников и королей, и только бледные бородатые люди многие годы преклоняют здесь колена перед Господом, удалившись в горы на краю мира.
Мы уезжали рано утром. Мрачный, но вежливый куммус, оживленный отец Антоний и молодой послушник вышли к воротам, чтобы посмотреть, как наши машины отправляются через пустыню. Они помахали на прощание, а потом дорожная пыль скрыла монастырь из виду.
Мы пересекли Аравийскую пустыню в направлении Нила, выехали к Эль-Васта, преодолев восемьдесят миль. И вот уже перед нами высокие дамбы и летучая черная пыль Египта, узкая полоса возделанной земли, перенаселенная ослами, водяными буйволами и верблюдами. А потом показались огни Каира. За исключением того, что пустынная дорога оказалась не хуже и не лучше, чем могла бы быть, я помню лишь одно из этого путешествия. Мы находились посреди пустыни, час за часом преодолевали расстояние и не видели ничего нового или примечательного, если не считать горящей полосы неба впереди, как вдруг на горизонте появились около тридцати верблюдов. Наши пути пересеклись.
Это был караван бедуинов. Мы подумали, что, может быть, караван идет в сторону монастыря из города Буш, и даже решили, что было бы забавно послать весточку или небольшой подарок отцу Антонию; это заставило бы его рассмеяться. И двинулись навстречу верблюдам и их погонщикам.
— Вы идете в монастырь? — спросил господин Валлинис по-арабски.
Начальник каравана, высокий худой человек с темными ногами в кожаных сандалиях примерно того же кроя, что были найдены в гробнице Тутанхамона, подошел и взглянул на нас, а затем устремил взор куда-то вдаль.
— Нет, — ответил он, обращаясь к пустыне. — Мы ничего не приносим христианам. Мы только для бедуинов.
Потом прикрикнул на верблюдов и взмахнул палкой.
В тот вечер я распрощался с господином Валлинисом и Юсуфом, двумя отличными компаньонами в путешествии, с тем, кто играл роль Улисса, и с настоящим художником кухни, мечтавшим, чтобы пустыня расцветала, словно отель «Ритц». А утром сказал «прощай» Египту и поднялся на борт корабля, который шел в Европу.
Глава десятая
Римские святыни
Я заканчиваю путешествие в Риме, где посещаю места, связанные с апостолами, и спускаюсь в катакомбы. Я присутствую на торжественной церемонии над гробницей святого Петра и завершаю путь у руин Остии.
На Пьяцца ди Сан-Пьетро в Риме находится маленькое кафе, которому удается выживать на заполненной машинами автомагистрали, а его территория условно отмечена деревцами в зеленых горшках.
Я много раз пил там кофе и ликер «Сан-Пеллегрино», чуть приправленные дорожной пылью, поднятой проходящими мимо автобусами и такси, ногами монахов и монахинь, монсеньоров и пилигримов, а также обыкновенных туристов, вроде меня. Я очень люблю это скромное кафе, и когда оно исчезнет в результате реализации очередного проекта по благоустройству города, — как происходит со всеми дорогими сердцу приметами города, если живешь достаточно долго, — Рим для меня потеряет один из сентиментальных маяков, которые позволяют нам говорить, что мы любим то или иное место. Никто не может по-настоящему любить город: что мы любим на самом деле, так это встречи с самими собой в избранных нами заветных уголках.