Вот на этого "сухаря" и вылился гнев "ангелочка"! Да так подействовал "гнев божий", что "лепрякон", вернувшись в столицу, выделил помещения за городом, плохонькую землицу, пару разорившихся продовольственных лавок в городе и небольшие материальные фонды. Ну и десять проштрафившихся жандармов, которые "добровольно", читайте "под страхом разжалования", написали прошения о переводе в созданную при Обер-прокуроре Святого Синода Управления Продовольственно-Исправительных Монастырей.
И тут на "бобик" сдох… Знаете на чём? А отбирать "контингент ему пришлось по тамошним "СИЗО". Считай, своими руками в каталажку садить. Даже и не это главное! Как прочухал арестантский люд, что если напроситься в "огородники", так тебе послабления будут, тут "ангелочку" житья-то и не стало! Уж какие байки ему душегубы закатывали… Пушкины! В стихах! Голодное детство, голодная юность, простите, начальник, сигаретой угостите… А ежели чего надобно, то мы "агненцы божьи" за вас любого грешника порвём, прости господи!
"Рохля" вернулся в обитель, напился и "поплыл". И очнулся привязанным. Слава тебе госп…, тьфу-ты, слава Сатане, хоть этот "с крылышками" отвязался. Всё, хватит воспоминаний, вернёмся к окружающей действительности. Явно я опять в будущем, явно в больнице. И не очень ошибусь, если предположу, что в психушке. Парень, сидящий на противоположной койке, не привязан. Закончил орать очередную речёвку. Утомился. достал из тумбочки прикроватной бутылку початую минералки. Допил до дна. Увидел мой внимательный взгляд, подмигнул, с хитрецой.
— Ну что, Сёма, очнулся от дум праведных?
— Давно я здесь?
Парень прибалдел, потом глаза его сузились, он кинулся к закрытой двери, прислушался, приложил палец к губам, молчи, мол. Зыркнул на остальных четырёх наших "однокамерников". Те, видимо, психами были нормальными, и на него внимания почти не обращали. Вдруг парень схватил меня за руку, поцеловал тыльную сторону ладони и громко прокричав:
— Исповедуй меня, Отче.
Перешёл на едва различимый шёпот:
— Заткнись придурок. Ни слова не при ком, кроме меня. Ты тут уже четыре месяца, а я три недели. Меня выпустят через неделю с белым билетом, так как дочка завотделения на меня запала. Теперь кошу от армии.
Помолчал немного, но, вздохнув, продолжил:
— Жениться, видимо, придется. Эта ЗавОтделением, Мамаша моей будущей благоверной, мегера хитрая. Ведь могла просто так справку выписать, так нет. Полежи, говорит, зятёк будущий, месяцок. Я теперь только понял, что если дочурку её брошу, меня обратно сюда забрать могут, или "дело" пересмотреть и "годен" поставить… Так что попал я из огня сражений, да к тёще на блины, блин.
— Так откажись, пошли всех, иди на блок-пост в Ингушетию, там даже белым билетом не побрезгуют…
— Ну, точно, очнулся! Я же вначале думал, что ты косишь, но меня точно уверили, что псих… Цыганёнка на чёрной мессе порешил, а сам с гузды сдвинулся, вообразил себя Святым Отцом! Тут один профессор на твоём случае диссертацию готовит…
Рассказал мне паренёк всё по порядку. Что братки и ФСБ от меня, по большому счёту, отстали. Так как убедились, что псих, и не жилец вовсе… Цыган только предупредили, чтобы всё со мной было по-тихому, и полтину зелени за мою будущую смерть взяли. Этот профессор, благодаря которому я ещё жив, тоже десять штук взял, но с условием, что отдаст только через полгода, как материалы по моему случаю наберёт…
Меня, оказалось, брательник, того цыгана, "торговца брюками" каждую неделю навещает, и мои проповеди, с улыбкой слушает. И только когда этот "попка дурак", то есть "косарь" Эрик Подгорнов, "отца Семёна", живущего в моём теле, просветил, что по чём. А то ведь болезному ничего толком не говорили, только слушали его и вопросы задавали. А Эрнест ему ноутбук притащил и почитать с экрана дал. Сначала про резню монахов в 20-м в его монастыре, потом историю России краткую. Про его 1891 год, неурожай, голод, лихоманку, людоедство… Так что в конце "ликбеза" Отче осатанел вконец и стал буйным, потом тихим, а теперь, вот, в себя пришёл.