– Учинили этот беспорядок? Нет. Сделали это с сатиром? Нет, я бы не назвала его «другом». – Последнюю часть фразы я произношу слишком тихо, чтобы отвести подозрения. – Что мы ищем?
Он не отзывается, склоняясь над бумагами, пропитанными кровью, и изучая их.
– Если здесь кто-то был, то того, что нам нужно, здесь больше нет, – говорит он, методично пробегая глазами по каждому листу бумаги, как будто ответ, который он ищет, находится на одном из них.
– То есть мы потерпели неудачу еще до того, как начали. Может, тогда мы пойдем домой? – горечь омрачает мой голос.
Игнорируя мой комментарий, он продолжает:
– Кто-то нанял его, чтобы определить местонахождение книги.
– А это значит, что мы застряли друг с другом, пока либо не найдем того, кто разнес это место, либо не найдем того, кто его нанял? Отлично. – Я опираюсь на стол и смотрю в потолок.
Зарлорская влажность привела к тому, что у меня под фальшивым животом выступил пот, что сделало всю эту ситуацию еще более невыносимой. Похоже, погода в Зарлоре никогда раньше не была такой ужасной, снежные бури в Лодаксо никогда не были такими частыми, Сарио раньше было зеленее. Учителя в храме говорят, что за последние триста лет все катится по наклонной.
– Или же третья возможность заключается в том, что у него никогда не было ключа и он находился в процессе его поиска, – поправляет он. – Здесь должно быть что-то, что укажет нам, в каком направлении нам нужно двигаться дальше.
Его рука тянется за книгой учета, но проскальзывает сквозь нее. Все его тело напрягается, и я ощущаю волну негодования, когда его ноздри раздуваются. На этот раз он пытается поднять свиток, но результат тот же. Он пробует снова, и снова, и снова. Каждый раз ничего не происходит.
– Может, тебе нужна помощь? – я оживляюсь, не в силах подавить озорство в своей улыбке. – Хотя, погодите-ка, прошу прощения, я совсем забыла. Тебе ни в чем не нужна моя помощь, – говорю я, передразнивая его глубокий голос.
Энергии в комнате трепещут от ярости, и мой язык обжигает вкус виски, отвлекая меня от того, как двигается его челюсть, когда он стискивает зубы. Он похож на то, как если бы я пила крепкий спиртной напиток; с привкусом обожженного дуба, сухой, но наполненный пряностью, которая могла бы воспламенить мой организм. Глубоко вдыхая, я пытаюсь определить местонахождение запаха, но все, что наполняет мои чувства, – это кровь сатира.
Я практически слышу, как скрипят зубы Гидеона, когда он снова пытается взять в руки книгу учета. Его рука проходит сквозь нее, как будто он призрак. Вкус виски только усиливается с каждой его попыткой, как и вкус трав. Я не могу разобрать, что это за травы, но они смешиваются с виски, создавая аромат, который становится настолько насыщенным, что я с трудом сдерживаю рвотный позыв.
По комнате разносится рев, и вкус усиливается, когда он пытается опрокинуть стол. Кажется, что бокалы дребезжат и сотрясаются от его силы, но в действительности они вообще не двигаются. Его дыхание никак нельзя назвать спокойным, оно прерывистое и оглушающее, заполняет комнату, лишенную других звуков. Но с каждым вдохом привкус постепенно рассеивается.
Мои ноги двигаются, прежде чем я успеваю одуматься, и мои пальцы находят книгу учета, лежащую перевернутой на столе, – учетную книгу, которую он первой попытался взять в руки.
– Тебе нужна помощь? – я говорю медленно и спокойно. На моем лице не написано ни юмора, ни ярости. Я дразню зверя, играя на его слабостях. Это делает меня ужасным человеком, ведь я намеренно причиняю ему боль. Если мы собираемся провести вместе больше дня, я не потерплю дальнейшего неуважения с его стороны. Когда я отворачиваюсь, он может сколько угодно нашептывать брань в мою сторону, но я не позволю ему относиться ко мне не более чем как к объекту неудобств, тем более что неудобства доставляются и с его стороны.
– Просто покажи мне ее содержимое, – рычит он.
– Скажи это, – мой голос лишен всяких эмоций.
Он фыркает, как будто я сказала самую нелепую вещь, которую он когда-либо слышал. Но я знаю, что это просто спектакль, чтобы преуменьшить тот гнев, который он испытывает к себе. Может быть, даже ярость из-за ошибок прошлого, которые привели к этому дню.
Вкус виски исчезает вместе с бурей в его глазах. Он закрывает их на короткое мгновение, глубоко вдыхая, чтобы снизить напряжение.
– Помоги, – говорит он так, словно это причиняет ему боль.
– Ты можешь лучше. – Вполне вероятно, что я прошу больше, чем заслуживаю, особенно когда я сама не сделала ему ничего хорошего. Наоборот, он не спал ночью, тогда как я спала.
Он вздыхает всем, что есть у него в груди.