Затем произошло сразу несколько событий, в которых я смогла разобраться только позже. Дверь в комнату раскололась и, отлетев в сторону, упала. Голос сотряс стены от ярости, когда некто проревел:
— Нет.
Тяжесть с моей спины поднялась. Цементный пол приветствовал меня как давно потерянного друга. Металл ударил в плоть с чмокающими глухими ударами, чередуемыми стонами боли Амида. Голоса спорили на непонятном языке. Возможно, это был английский, но я не понимала речь.
Я была слишком занята смертью. Снова.
ГЛАВА 8
Простыни подо мной. Пальцы касаются моего лица.
"Нет", — вскрикивает голос. Мой голос.
Я прижалась к полу, сердце бешено колотилось. Моё лицо было мокрым. Я нетерпеливо вытерла его и присела на корточки рядом с пустой койкой. Смятая простыня запуталась вокруг моего обнажённого тела.
Лёжа на полу, я увидела стол напротив меня, два складных стула у стола. Газовый фонарь, стоявший на столе, был единственным источником света, который тщетно боролся с темнотой, занимавшей большую часть комнаты. Я взглядом скользила вдоль стены слева от меня, пока не нашла дверь. Прежде чем я успела всерьёз задуматься о побеге, чей-то голос прервал мои планы.
— Она заперта. Могла бы и догадаться, — голос бы мужским с чётким акцентом, и доносился справа от меня, с другой стороны комнаты.
Я плотнее натянула простыню на себя и подняла голову над краем кровати.
Он сидел на складном стуле в нескольких футах от меня, откинувшись назад, так что я не могла разглядеть его лица в тени.
— Похоже, ты всё-таки не хочешь пить, — заметил он.
С глухим стуком он поставил на пол то, что должно было быть чашкой.
Что-то знакомое было в нём.
— Я не против, если ты останешься там, где находишься, — продолжал он, — но тебе будет удобнее, если ты вернёшься в постель. Ты через многое прошла.
— Что произошло?
Я предположила, что он поймёт о чем спрашиваю. Перед тем как потерять сознание, я была уверена, что умираю от внутренних травм. И моё запястье было сломано. Но сейчас я чувствовала себя прекрасно. Абсолютно нормально.
— Твои физические раны были исцелены.
— Тогда у вас здесь, должно быть, адское медицинское учреждение, — огрызнулась я. — А почему у меня вообще были какие-либо травмы? Я ведь мертва, верно?
Он сухо усмехнулся.
— Мы все мертвы. Но мы дышим. И истекаем кровью. Тело, которое у тебя здесь, может пострадать так же, как и то, что было у тебя раньше. Его тоже можно убить. И никогда не знаешь, где окажешься, если это случится.
Я осторожно кивнула.
— Здесь для тебя чистая рубашка и брюки.
Он бросил одежду на кровать между нами, вместе с парой тонких тапочек.
Я потянулась к одежде.
— Отвернись.
Он рассмеялся.
— Ты ведь шутишь, да? Если ты хочешь одеться — одевайся. Или же без колебаний можешь присесть на корточки на полу, завернувшись в простыню. В любом случае, мы поговорим.
На этот раз рассмеялась я, но даже для меня, смех прозвучал едва ли не истерично.
— В последний раз, когда один из вас сказал мне это, всё прошло не так хорошо.
— Ох. Я сожалею об этом. Амид был вспыльчивым и беспокойным в последнее время. А ты унизила его… несколько раз. Но то, что он сделал, было неприемлемо. Мы так не работаем.
— Рада это слышать.
Я сердито посмотрела на него, сев на пол, и завязала простыню вокруг шеи так, чтобы она закрывала переднюю часть моего тела. Я натянула брюки и сверху рубашку. К сожалению, рубашка больше походила на палатку, а брюки свободно свисали с моих бёдер, угрожая унизительным сползанием в самый неподходящий момент.
— Если я попрошу тебя о ремне — это будет слишком?
— Так и есть, — сказал он, встав и наклонившись вперёд в слабом свете лампы, дав мне первый реальный взгляд на его лицо. — Кстати, меня зовут Малачи, — он протянул мне руку.
Дерьмо. Это был он — Страж из уличной драки. Парень, о котором говорили Стражи-носороги, что он выжмет из меня правду. Тот, кого, как казалось, они боялись и ненавидели. Тот, который убил двух человек прямо на глазах у Нади.
Черты его лица были гладкими и без морщин, и всё же каким-то образом всё ещё сохраняли тот вид свирепости и вызова, который я наблюдала раньше. Глубокие омуты его глаз были окружены густыми чёрными ресницами, его глаза были полны уверенности и угрозы. Как будто он уже оценил мои слабости и вычеркнул все возможные способы убить меня, так что теперь он мог расслабиться и быть дружелюбным. Его лицо не было мягким, но в нём чувствовалась суровая, опасная красота. Опасность — ключевое слово здесь. Я осторожно протянула руку, чтобы пожать его руку, как будто вот-вот поглажу гадюку или акулу.