Кузен Мариеты, Антуан, туповатый парень, у которого все же хватило ума отличить добро от зла, заметил знакомого горожанина с ремнем в руке. Это был отец одного из похищенных детей, с лицом, искаженным горечью и горем.
Не задумываясь и вряд ли понимая, что делает, Антуан бросился вперед, руками обхватил мужчину за шею, пытаясь его повалить. Антуан был тяжелый и сильный парень, но драться он не умел и через несколько секунд сам оказался лежащим на спине. Он вскинул руки, но опоздал. Ремень резанул его поперек лица, металлическая застежка пряжки зацепила глаз. Мир для Антуана окрасился красным.
Констант стоял у подножия лестницы, заслоняя руками голову и лицо от жара и пепла. Его слуга подбежал с докладом.
— Их здесь нет, — задыхаясь, проговорил он. — Я все обыскал. По-видимому, они со стариком и горничной ушли с четверть часа назад.
— Пешком?
Слуга кивнул.
— Вот что я нашел. В гостиной.
Виктор Констант протянул трясущуюся руку. Это была карта из Таро, изображение уродливого дьявола, у ног которого стояли скованные любовники. Дым мешал ему рассмотреть картину. Казалось, демон шевелится, корчится, словно пытаясь сбросить тяжелую ношу. Любовники вдруг показались похожими на Верньера и Изольду.
Он протер саднящие глаза пальцами в перчатках, и тут его осенило.
— Когда разберешься с Гелисом, оставь эту карту на теле. Это, по меньшей мере, поможет запутать дело. Всей Кустоссе известно, что девица там побывала.
Слуга кивнул.
— А вы, мсье?
— Помоги добраться до кареты. Ребенок, женщина и старик? Не думаю, чтобы они далеко ушли. Точнее, я уверен, что они прячутся где-то на участке. Имение густо заросло лесом. Есть только одно место, где они могут оказаться.
— А эти? — слуга кивнул на толпу.
Вопли в разгаре битвы достигли крещендо. Скоро начнут грабить. Даже если мальчишка и сбежал, ему некуда будет возвращаться. Он останется нищим и бездомным.
— Пусть себе, — сказал Констант.
Глава 96
Пробираться по лесу в темноте было трудно. Луи-Анатоль был крепким мальчиком, а мсье Бальярд оказался удивительно легок на ногу для своего возраста, и все же продвигались они медленно. Фонарь был с собой, но его не зажигали, опасаясь выдать себя.
Леони казалось, что ноги ее сами находят тропу к часовне, которой она так долго сторонилась. Когда начался подъем, ее длинная черная накидка зашуршала по опавшей листве. Под ногами чувствовалась сырость. Ей вспоминались ее походы по имению — прогалина среди зарослей можжевельника, поляна, где погиб Анатоль, могилы брата и Изольды, лежащих рядом на мысу на дальней стороне озера. Сердце плакало при мысли, что ничего этого она больше не увидит. Так долго имение казалось ей тюрьмой, а теперь, когда пришла пора уходить, она не хотела его покидать. Скалы, холмы, рощи и лесные тропинки — все это словно вросло в нее, в новую Леони, которой она стала за прошедшие годы.
— Еще далеко, тетя Леони? — услышала она слабый голос Луи-Анатоля. Они шли уже четверть часа. — Мне ботинки жмут.
— Почти пришли, — ответила она, пожимая маленькую ручку. — Осторожней, не поскользнись.
— Ты знаешь, я совсем не боюсь пауков, — проговорил он срывающимся от страха голосом.
Они вышли на открытое место и замедлили шаг. Тисовая аллея, запомнившаяся Леони с прошлого раза, стала за эти годы гуще, и ветви плотнее сплетались над головой.
Паскаль ждал их. Два слабых фонарика на бортах пролетки шипели в холодном воздухе, а лошади стучали по твердой земле железными подковами.
— Где это мы, тетя Леони? — спросил Луи-Анатоль, от любопытства на время позабыв свои страхи. — Это еще наша земля?
— Да. Это старый склеп.
— Это где людей хоронят?
— Иногда.
— А почему папу и маму не здесь похоронили?
Она не сразу нашлась с ответом:
— Потому что они хотели лежать под открытым небом, среди деревьев и цветов. Они лежат вместе у озера, помнишь?
Луи-Анатоль нахмурил брови:
— Так, чтобы слышать птиц?
Леони улыбнулась.
— Именно так.
— А почему ты меня сюда никогда не приводила? — спросил мальчик, делая шаг ближе к двери. — Потому что здесь призраки водятся?