Благочестие и добрая религиозная нравственность, заложенные в душе Георгия в детские годы, не только не угасли в период учебы, но продолжали возрастать. Уже в то время его характерной чертой была любовь к уединению, «это истинное семя будущей жизни отшельника» [239, с. 14–16]. В семинарских ведомостях неоднократно отмечалось, что он «отличается склонностью к уединению и трудолюбию», «назидателен в обращении с товарищами и подает собою пример трудолюбия и благонравия», «кроток и молчалив» [200, с. 7].
Отлично окончив семинарию, Георгий Говоров был занят мыслью о подыскании подходящего сельского прихода, хотя в глубине сердца мечтал об академии, но не надеялся на подобное счастье.
Однако в 1837 году неожиданно по личному распоряжению епархиального архиерея — преосвященного епископа Орловского Никодима — Георгий направляется в Киевскую духовную академию, несмотря на то, что тогдашний ректор семинарии архимандрит Софоний, «ценивший в своих учениках больше всего твердое заучивание учебника, чем не отличался Говоров, не имел его в виду и даже был против» [239,15–16].
Киевская духовная академия в те годы процветала и могла вполне удовлетворить как умственные запросы, так и духовные стремления Георгия Говорова.
Необходимо заметить, что Киевский митрополит Филарет (Амфитеатров), прозванный за святость жизни Филаретом Благочестивым, уделял очень большое внимание духовно–религиозной жизни студентов академии. Это было цветущее время как по доброму нравственному направлению<жизни академии, так и по обилию талантов в профессорской корпорации. В академии завершилось образование и ясно определилось общее направление нравственной жизни Георгия Говорова.
В первые годы его учебы ректором академии был архимандрит Иннокентий (Борисов) — знаменитый церковный проповедник, читавший лекции по энциклопедии богословских наук. Ректор обладал необычайной способностью неотразимо воздействовать на своих воспитанников и поднимать их дух. Прекрасный проповедник, он своими вдохновенными импровизациями увлекал и восторгал слушателей. Каждая лекция его, каждая проповедь были целым событием, пробуждавшим работу мысли и поднимавшим духовный настрой в студенческой семье. От природы живой и энергичный, он внимательно следил за занятиями студентов и постоянно заботился прежде всего о более основательном философско–богословском их образовании, обращал внимание на развитие в них любви к проповедничеству.
Человек всесторонне образованный, архимандрит Иннокентий желал, чтобы и студенты академии расширяли свое образование посредством знакомства с лучшими трудами по различным отраслям знаний: астрономии, гражданской истории и другим, а не ограничивались кругом наук, преподаваемых в академии. Он собственным примером побуждал своих питомцев к трудолюбию. «Я удивляюсь, — сказал он однажды студентам при обычном посещении их комнат, — как вы не дорожите временем и мало делаете! В прошлую сырную и первую неделю Великого поста я написал около 80 листов» [245].
Архимандрит Иннокентий приучал студентов говорить проповеди экспромтом и воспитывал в них любовь к этому великому делу. «Особенное внимание, — пишет профессор И. Н. Корсунский, — обращал он на способность студента быстро схватывать умом предмет, ясно, речисто излагать свои о нем мысли, на уменье скоро и вместе толково, обстоятельно решить данный вопрос, менее давая цены трудолюбию и кропотливости в учебной работе, нежели этим качествам. Поэтому и на экзаменах, едва скажет студент два–три слова из билета, он тотчас начинает ему делать возражения, давать разного рода вопросы, переходя от одного предмета к другому по соприкосновенности их между собою. И относительно домашних занятий студентов: ректор иногда вдруг посылал своего келейника в студенческие комнаты с темами для сочинения или проповеди и с требованием по возможности скорее выполнить работу. Выигрывал в оценке своей успешности при этом тот, кто скорее и лучше выполнял работу. Это, без сомнения, весьма сильно способствовало развитию умственных дарований, быстроты соображения и дара слова, поощряло даровитых, держало всех студентов в постоянном умственном напряжении и, так сказать, наэлектризовывало их, особенно ввиду живого и блестящего примера всего этого в самом ректоре, пред умом, красноречием и другими необыкновенными способностями которого невольно преклонялись не только студенты, но и сами наставники академии» [200, с. 8].