Даша просунула голову и позвала:
- Барышня, обедать кличут.
"До тридцати лет дожила, а все "барышня",- с грустью подумала Соня. - Докрасовалась девица до седой косицы..."
- Детей посади, я скоро спущусь, - приказала она горничной.
Верить ли сну? - продолжила записи Соня. - Покуда ни намека на его исполнение, разве что только его маска заставляет задуматься. Что скрывается под этой маской? Все вопросы, вопросы и ни одного ответа. Завтра мы вместе ведем детей в балаганы, он обещал. Может статься, тогда вернемся к тому разговору? Дюваль обижен тем, что я не выслушала его. Я глупо поступила, осознаю вполне. Теперь не нахожу себе места от раскаяния. За утренним чаем хотела повиниться, но он казался неприступным, мрачным. На завтрак не явился, и теперь его нет. Одна надежда на завтрашние балаганы...
Глубоко вздохнув, Соня закрыла тетрадь. Она поспешила в столовую и замерла на ее пороге, услышав голос француза.
- О, нет, мадам, - смеялся чему-то Дюваль. - У меня нет невесты, а также никого родных.
- Но где же вы бываете, когда уходите из дома? Может, решили наняться в другую семью? - спрашивала Биби, и в голосе ее чуткая Соня уловила нотки скрытой угрозы.
Приняв независимый вид, она вошла в столовую.
- Соня, мы завтра едем в балаганы! - радостно сообщил тетушке Миша. - Мсье Дюваль обещал! Вместе едем, верно?
- Да, мой мальчик, - силясь не смотреть на француза, ответила Соня и заняла свое место.
Дюваль поднялся при ее появлении, но и только. За всю трапезу он не перемолвился с ней ни словечком. Да и Биби тоже напрасно растрачивала свой пыл, посылая красноречивые взгляды: Дюваль говорил только с Мишей.
Ранним утром следующего дня, который не предвещал ничего дурного, Соня заглянула к Сашеньке. Та уже проснулась и ждала горничную, чтобы умываться.
- Что, душенька, нынче тебе лучше? - заботливо спросила Соня.
- Будто лучше... - неуверенно ответила дама и виновато улыбнулась. - Сегодня, верно, спущусь.
Они уговорились не сообщать никому о Сашенькиной беременности, покуда не будет верных подтверждений. Соня боялась даже думать, что их ожидает, если Сашенька и впрямь на сносях. Без ее, Сониной, помощи им не обойтись, не брать же в дом няньку. И тогда все неясные надежды молодой женщины на самостоятельную будущность рухнут, не осуществившись. Она никогда не оставит дорогих ей людей в тяжелый момент. Они ведь без нее, как дети, беспомощные. Вот и теперь Сашенька смотрит на кузину доверчиво, зная, что та поможет ей во всем. Разве можно обмануть ее ожидания?
Соня вздохнула и улыбнулась Сашеньке ободряюще.
- Ну и славно, сколько можно хворать. Даст Бог, все наладится.
Она поспешила на кухню сделать необходимые распоряжения, какие делала всякое утро. На кухне кипела жизнь. На печи грелся огромный чан с водой, стояли ведра с ледяной водой для обливания Дюваля и Миши. Они готовились к процедуре в комнате француза. Кухарка и горничные живо обменивались впечатлениями.
- И не лень ему день-деньской мыться да чиститься? - ворчала кухарка.
- Верно, верно, - подхватила Таня. - Рубашки-то, почитай, каждый день меняет, не настираешься. Чай, это мода у хранцузов такая? А прыскает на себя благовония - натурально, наша Сашенька. Все рубашечки пахнут, ну ровно как в саду весной!
- Дайте-ка понюхать хоть! - простонала Даша, и тут Соня сочла благоразумным вмешаться:
- Делом бы занялись!
- Так мы ж о деле! - ответствовала наглая Танька. - Нам велено это постирать, а сейчас принести воду со льдом да щетку для омовения и обтирания. Вот я и несу.
Она красноречиво взялась за ведра и озорно подмигнула подруге, которая завистливо вздохнула. Этого Соня вынести уже не могла.
- Пусть Тришка снесет, ему все равно идти топить в комнатах.
Танька, по всей видимости, ничуть не опечалилась. Она захохотала во все горло и помчалась искать Тришку. Соню в доме не боялись. Все дворовые знали "барышню" с детских лет и любили ее, однако приказания ее никогда не оспаривались. И теперь кухарка выслушала ее с почтением, согласно кивнула и принялась хлопотать у печи.
Самовар уже закипал, пора было накрывать стол к чаю. Соня погнала Дашу к Сашеньке, а сама, оглянувшись по сторонам, робко потрогала кончиками пальцев ткань сорочки Дюваля, скинутой в лохань с бельем. Кухарка Арина выскочила зачем-то из кухни, и Соня схватила сорочку и поспешно поднесла ее к лицу. У нее закружилась голова от знакомого и такого притягательного запаха. Это был запах молодого и чистого мужского тела. Тотчас устыдившись ("Господи, что я делаю?!"), Соня отшвырнула рубашку и выскочила из кухни, словно убийца с места преступления. Едва не сшибла по дороге Тришку, который явился за ведрами. Он задумчиво посмотрел ей вслед и почесал в затылке.
После чая были классы. Соня учила девочек вязать крючком, а пока вязали, твердили наизусть стихи Пушкина. Воспитательница казалась рассеянной, чего никогда не случалось с ней во время занятий.
- Итак, "Птичка Божия не знает".... - подсказывала она Кате и задумывалась надолго, не слыша, что так старательно лепечет девочка.
- "Людям скучно, людям ... грустно".
Лиза толкнула сестрицу в бок:
- Неверно! - и тотчас поправила: - "Людям скучно, людям горе".
Соня встрепенулась.
- Да-да, милая...
Она все слушала, что происходит за стенкой в комнате француза. Миша и Дюваль громко говорили и смеялись. И дурного настроения как ни бывало!
За чаем-то француз выглядел сердитым и замкнутым. На замечание Владимира о частых отлучках он ответил лишь:
- Пардон. Неотложные дела.
Биби неопределенно фыркнула, а бледная Сашенька стоически молчала.
- Что ж, неотложные дела у всякого случаются, - только и изрек недовольный Владимир.
Соня не знала, как ей быть. Следовало поговорить с Дювалем и узнать, во что же он желал ее посвятить, но холодность француза отталкивала и пресекала всякие попытки. Приходится мириться, но инстинкт подсказывал Соне, что дело не терпит отлагательства. "Может, пойти теперь к нему и вызвать на беседу?" - предположила молодая женщина.
- Соня, а кто такая "лива"? - прервала ее размышления Катя.
- Что такое? - вновь встрепенулась учительница и непонимающе уставилась на девочку.
- Ну, вот: "Хлопот лива не свивает долговечного гнезда"?
Тетушка рассмеялась и, поцеловав малышку, растолковала:
- Это одно слово - хлопотливо...
"Ничего, - подумала она. - В балаганах-то я непременно найду способ поговорить с Дювалем!" На этом и успокоилась.
В балаганы отправились после сытного, основательного завтрака. Ехали в Петровский, где устраивались еще и катания на тройках. По дороге не раз встречались сани с ряжеными да цыганами. Народ гулял от души. Легкий морозец и солнце довершали картину святочного торжества. Как обычно. Соня ехала с девочками, а Дюваль и Миша следовали за ними в своих маленьких санках. Всем было весело, смеялись без причины. Когда выбирались на широкие улицы, оба кучера, молодые, азартные парни, норовили устроить состязание в быстроте. Тогда обе упряжки неслись наперегонки, и дети едва не вываливались из саней. Задыхаясь в снежной пыли, они визжали от восторга и криками ободряли разошедшихся молодцов.
Соня заразилась общим азартом и тоже что-то кричала, смеялась и - врх неприличия! - показывала язык отстающим спутникам. Впрочем, Дюваль тоже не оставался в долгу. Изловчившись, он хватал с обочины снег, лепил его в ком и зашвыривал в девичьи сани. Причем угадывал именно в Соню. Девица смеялась, стряхивая снег со сбитой набок шляпки, и пальчиком грозила баловнику. Девочки так развеселились, что надумали встать в санях во весь рост, чтобы показать Мише нос. Насилу Соня их угомонила.
В Петровском уже вовсю шло гулянье. Прежде чем отправиться смотреть балаганные чудеса, решили поглазеть на скачки. Дюваль вновь удивил Соню тем, что выразил желание участвовать в конных состязаниях верхом. Он исчез на некоторое время, а после вернулся с великолепным скакуном гнедой породы.