Как утверждал циник и космополит главврач районной больницы Костя, такая перемена во властных настроениях объяснялась довольно просто. Все кредиты, которые наше правительство могло взять на Западе, угрожая тем, что отсутствие оных обернется коммунизмом или фашизмом, оно уже благополучно взяло и успешно переправило на Сейшельские острова. А поскольку второй раз один и тот же «прикол» не срабатывает, Бугрова, как и всех остальных рассыпанных по России самостийных патриотов, просто-напросто «списали». За полным идейным износом.
Что-то в этом было. По крайней мере, нельзя было не отметить тот факт, что бугровцы давненько уже не покупали новой автотехники, не арендовали помещений и не издавали своей газеты. Так, словно капавший сверху денежный ручеек нежно, но надежно перекрыли.
Но главное, пожалуй, было в другом. Отлежав в областной психиатрической больнице почти три месяца, Бугров вышел оттуда посвежевшим и помолодевшим, и даже его вечно беспокойные, панически бегающие в поисках тайных агентов Моссада и чеченских террористов глаза стали неожиданно спокойны и мудры.
Как говорили соседи, после курса лечения Виктор Сергеевич остепенился. Он совсем перестал заставлять постаревшую до срока жену передвигаться по собственному двору исключительно короткими перебежками. А главное, более не нагружал обожающих его подростков жуткими и путаными рассказами о пронизывающей страну сети заговорщиков и занялся тем, что у него получалось лучше всего – физической и психологической подготовкой местной молодежи к предстоящей им нелегкой службе в рядах Российской армии.
Пацанве это нравилось. Где еще они могли набрать мышечную массу, научиться приемам рукопашного боя и подготовиться к грядущим схваткам с настоящим, отнюдь не условным, противником? Только у Бугрова.
– Левой! Левой! Раз! Два! Три! – слышался позади бодрый голос Виктора Сергеевича. – Выше ножку, Хохлов!
Они уже вошли на узкую улицу, покрытую горячей, остро пахнущей сухим навозом и угольным шлаком пылью, когда Мария Петровна резко затормозила.
– Вот ее дом, – мстительно усмехнулась она, ткнулась в калитку и, обнаружив, что та закрыта, рассвирепела. – Открывай, шлюха! Нечего от меня прятаться!
За батюшкой она чувствовала себя, как за каменной стеной.
– Так, Мария Петровна... вы мне что обещали? – напомнил отец Василий женщине ее клятвенные заверения в переговорный процесс не вмешиваться.
– Открывай, змея подколодная! – совершенно не слыша его, стукнула в ворота мощным, широким бедром Мария Петровна. – Открывай, дрянь ты эдакая!
Ворота неожиданно легко поддались и со скрипом распахнулись.
– Где ты, тварь?! – помчалась по двору мстительница.
– Рота-а! Стой! Раз! Два! – остановил своих подопечных Виктор Сергеевич и подошел к священнику. – Что случилось, батюшка? Помощь не нужна?
Отец Василий виновато оглянулся. Бугров ничем не мог ему помочь; разве что удержать Марию Петровну от немедленной расправы над своей соседкой. Но той что-то не было видно...
– Команды «вольно» не было! – напомнил загорелым и до чертиков пропыленным пацанам Бугров и тронул священника за плечо. – А что, батюшка, правду говорят, что у вас из-за меня неприятности были? Вы, говорят, даже жаловались на меня...
«Шел бы ты, Виктор Сергеевич, своей дорогой! – подумал отец Василий. – Нашел время разборки чинить!» Но произнести этого вслух не успел, за воротами раздался дикий, нечеловеческий вопль.
– Йо-пэ-рэ-сэ-тэ! – охнул священник и наперегонки с Бугровым кинулся во двор – спасать соседку от разъяренной Марии Петровны.
Но никакой соседки во дворе не оказалось. А напротив остолбеневшей Марии Петровны стоял, наклонив голову, рослый, трехгодовалый, наверное, бычок. Некоторое время бычок еще разглядывал тихо поскуливающую бабу, а потом повернул голову и решил, что те двое, что торчат в воротах, подходят для его молодецкой забавы куда как лучше. И тогда он наклонил голову и, выставив острые короткие рожки вперед и поднимая тучи мелкой белой пыли, помчался на них.
– Рота! Бегом! – заорал Бугров. – Марш! Всем в укрытие! В укрытие, я сказал!
Они вылетели со двора и, обгоняя друг друга, помчались вслед за прыснувшими вдоль узкой улочки пацанами.
– Всем в укрытие! – громоподобно орал Бугров, но где он здесь видел укрытие, было неясно, вдоль дороги с обеих сторон шли глухие двухметровой высоты заборы.
Бычок мощно, протяжно взревел, и пацаны истошно завопили и наподдали ходу, падая, подымаясь и снова падая в дорожную пыль. А вслед за ними бежали и так же идиотски орали и они – два взрослых, степенных мужика.
Метров через пятьдесят заборы пошли пониже, и пацанва посыпалась через черные от времени доски в чужие огороды, и тогда Бугров последовал их примеру и, уцепившись руками за забор, подтянулся и сиганул на крышу примыкающего к улочке сарая.
– Давай, батюшка, сюда! – крикнул он.
Священник попытался повторить спортивный подвиг отставного капитана, и в тот самый миг, когда он с горечью осознал, что ему с его солидным весом этого ни за что не проделать, сзади словно наподдали огромным, шестьдесят второго размера сапогом, что-то ужасно захрустело, и он вмиг оказался на истекающей раскаленным гудроном рубероидной крыше.
– Что, выкусил?! – торжествующе крикнул Бугров и погрозил вниз белым от напряжения кулаком.
Священник скосил глаза. Прямо под ними задумчиво стоял виновник происшествия, и на одном из его небольших, но острых рогов колыхался изрядный кусок черной материи. Отец Василий испуганно ощупал поясницу и понял, что она совершенно голая, и лишь чудом уцелевшие просторные сатиновые трусы защищают его от полного позора. Но крови, слава всевышнему, на тщательно осмотренной ладони не было – значит, не зацепил.
Надрывно, в десятки глоток лаяли донельзя возмущенные нарушением огородного суверенитета дворовые собаки; трещали под камуфлированной пацанвой чужие заборы, но стало ясно: все кончилось. Бычок повернулся к забору боком, с минуту постоял и, ритмично размахивая повисшим на одном из рогов черным пиратским полотном, бодро двинулся назад.
– Во, скотина какая! – восхищенно ругнулся Бугров. – Характер показал и домой!
На улочку высыпали немногочисленные обитатели здешних домишек, но никто чудеса бесстрашия демонстрировать не торопился: что скотину понапрасну пугать? Вон она уже сама во двор заходит...
– Так вы что, батюшка, к Вовчику зайти решили? – Отставной капитан аккуратно спрыгнул с крыши. – Осторожнее, здесь стекло битое.
Похоже, он знал и этот двор, и его хозяев.
– Ага, – кивнул священник и тоже спрыгнул вниз. – Мария Петровна попросила.
Бугров как-то сразу помрачнел.
– А-а... вы поэтому...
– А что? – насторожился отец Василий. – Что-нибудь не так?
– Да нет, все так, – печально признал Бугров. – И баба у него на двадцать пять лет старше, и мать, конечно, этим недовольна, но только... – он сглотнул. – Не трогали бы вы парнишку.
– Почему? – удивился священник.
– Пусть живет пацан, как умеет. Да вы и сами все увидите, – отмахнулся Бугров и повернулся к своим подопечным. – Рота! Стройся!
Мальчишки кинулись в центр улицы, на ходу отряхивая пыль с камуфляжных брюк и с гоготом вспоминая, кто, как и куда сиганул, и Бугров решительно отошел от священника и целиком переключился на них.
– Отставить смефуечки! Хохлов! Тебе что, два раза повторять?!
Отец Василий пожал плечами, развернулся и пошел назад, к открытым настежь воротам соседки Марии Петровны. Судя по гомону, доносящемуся оттуда, хозяйка дома уже объявилась и теперь выясняет отношения с матерью Вовки. Или Вовчика, как назвал его Бугров.
Так оно и было на самом деле. Когда священник подошел, бычка уже загнали в сарай, а женщины стояли одна напротив другой руки в боки. Отец Василий тщательно замотал оборванными полами рясы свои тылы и поймал настороженный взгляд довольно моложавой, несмотря на свой изрядный возраст, хозяйки.