Да, было заметно, что оба моих попутчика тоже только недавно оказались рядом. Шок от перехода в наше новое состояние не располагал к быстрому знакомству и оживлённой беседе.
Проплыли втроём совсем немного, как нас стал догонять ещё один участник этого печального заплыва. Он, тоже захлёбываясь и задыхаясь, ещё издалека попросил разрешения воспользоваться нашим спасательным средством, чем вызвал уже совсем плохо скрываемое недовольство генерала. Я даже заметил, что он стал энергично бултыхать ногами, отворачивая венок от предстоящей встречи.
Догнал. Ба! Да это же тот пузатенький коротышка с фотоаппаратом, который перебегал дорогу на красный, торопясь запечатлеть мои останки.
Я, признавая свою косвенную причастность к печальной судьбе коротышки, сумел подхватить его и помочь устроиться рядом с нами. Мы оба были очень деликатны по отношению друг к другу: я никак не выражал своего удовлетворение тем, что какой-то водила всё-таки раскатал его по асфальту; а он не упрекал меня, намекая на первопричину этого происшествия. Я только спросил:
- Легковушка?
- Две. Одна за другой. После первой я ещё шевелился.
... Почему мы, четверо, оказались рядом? Потому что в одно время покинули земной мир? И случайно ли, что среди нас - только мужчины? Наверное, даже для самых грешных дамских душ существуют какие-то другие пути-дороги в потусторонний мир, не так похожие на канализацию.
И такой способ перемещения нельзя было назвать триумфальным, и он не придавал оптимизма, но теперь появилась хоть какая-то уверенность в том, что на конечный пункт мы прибудем не утопленниками. Но вот что это за место будет?
Так как никто другой не брал на себя эту миссию, то роль бодрячка взял на себя я, и стал обнадёживать всю нашу компанию: может быть, конечный пункт всё-таки порадует нас? Вдруг этот дискомфорт, эти неудобства в пути - просто ещё одно испытание, которое мы должны выдержать, чтобы получить тот заветный ордерок на свой участок в райских кущах?
Но окончательно разобравшись с родом занятий моих попутчиков, я почти полностью потерял надежду, что доберусь-таки когда-нибудь до райских ворот. Если конечный пункт этого пути для нас четверых один и тот же, то как этот пункт может быть раем?
- Николай, - представился коротышка. - Фотожурналист. Был им на том свете, - уточнил он. - Сотрудничал в 'Чрезвычайных происшествиях'. Как раз закончил снимать последствия ограбления в ювелирном магазине с убийством охранника, когда увидел ваше падение. Заснять и его последствия тоже посчитал своим профессиональным долгом.
Интересно, как спится журналистам такой специализации, по профессиональному долгу обязанным снимать такие вот 'последствия'?
Андрей, заранее догадываясь об отношении остальных к его профессии, представившись, криво ухмыльнулся. Да, выражения лиц остальных стали ещё более унылыми, чем были до того.
Может российский гаишник попасть в рай? Даже сами гаишники должны обыгрывать такое предположение только как анекдот. Представить гаишника у райских ворот так же невозможно, как представить, например, Соньку Золотую Ручку у ворот Зимнего дворца с просьбой принять её туда фрейлиной.
А если бы всё-таки по какому-то недоразумению распахнулись перед каким-нибудь гаишником райские ворота? Ох, не позавидуешь, наверное, тогда раю! Поглазеть на это невиданное там доселе чудо - российского гаишника, порхающего в белоснежных одеждах, с крыльями за спиной, нимбом над головой, а вместо арфы - со своим легендарным жезлом в руках - поглазеть на это диво должны будут слететься такие огромные стаи постояльцев со всех вселенских филиалов рая, что это надолго разрушит его спокойную, размеренную, счастливую жизнь. Вокруг этого гаишника устроят такую кучу-малу и давку, что и ему только что выданные со склада новенькие крылья обломают, и мириады других придётся отправлять в утиль. А ведь и в раю, наверное, экономика должна быть экономной. К тому же, со временем наверняка обнаружится: с попаданием этого гаишника в рай произошла какая-то нелепая ошибка, и зря в этой давке столько крыльев переломали, и столько нимбов посеяли.
Не знаю, как другие мои попутчики, но я, присмотревшись, узнал генерала ещё до того, как Евгений Семёнович Караев представился. Доктор исторических наук и коммунист из тех, что не могут поступаться принципами. Даже в многомиллионных трудах Ордена Красной звезды института военной истории Министерства обороны тиражи его сочинений были очень заметны. Сочинений, в которых лихо смешивался сироп о традиционной миролюбивой политике СССР с пылью, поднимаемой его бронетанковыми колоннами, вводимыми на территорию тех стран, которые пытались выйти из-под опеки такой политики. А в газетно-журнальной периодике, на радио и телевидение генерал Караев был штатным громилой ревизионистов, пересматривающих историю, написанную орденоносными институтами.
Если один из тысяч и тысяч наших гаишников и мог не брать взятки - злая нянька в детсаде умышленно несколько раз его головкой на пол роняла, или позже у него с той же частью тела происходили какие-то злоключения, приведшие к таким вот необратимым последствиям, - то ни один из выкормышей советской исторической школы не мог не врать всю свою профессиональную жизнь. Врать, используя все разновидности вранья, - враньё прямое, косвенное и враньё умолчанием. Да, самые свободомыслящие из них ещё ухитрялись как-то выкручиваться и обходиться без самого оглушительного, самого неприличного вранья, описывая, например, русско-турецкие войны, в которых приписывали туркам в сражениях с нашим воинством уже не семикратное, как было заведено, преимущество в живой силе, числе кораблей и количестве пушек, а всего лишь трёхкратное. Но не врать, представляя публике отечественную историю двадцатого века, а тем паче, её советскую военную составляющую, - на такой подвиг не шли и самые отчаянные смельчаки. Иначе нечего было и мечтать об учёных степенях и новых звёздах на погонах.
Поэтому для всей этой военно-исторической учёной публики не может быть никаких исключений - пущать их в рай должно быть категорически запрещено. А если кто-то из этих изворотливых учёных мужей, предъявляя фальшивые документы у всех шлагбаумов и ловко обходя все заградотряды на пути в рай, доберётся всё-таки до его забора, а потом, перемахнув через него или сделав под ним подкоп, попадёт на райскую территорию - то этот инцидент должен быть исправлен при проверке личности первым же тамошним патрулём. Исправлен грубым, шумным выдворением.