Что-то очень уж я разошёлся в своих мысленных нападках на историков. А вдруг генерал Караев в последнее время переродился и уже готов был стать одним из очистителей авгиевых конюшен нашей официальной истории? Или хотя бы на смертном одре покаялся и признал-таки, что это не финны стрельнули первыми на Карельском перешейке, как он всегда доказывал, а наоборот.
Ещё со школьных времён меня удивляла холуйская обязанность нашей военно-исторической науки, навязанная ей 'умом, честью и совестью нашей эпохи', при описании всех крупных сражений Великой Отечественной войны, в которых наши силы по всем параметрам заведомо превосходили немецкие, прибегать к лукавой формуле: 'С обеих сторон в этом ожесточённом сражении участвовало...' Далее - цифирьки без разбивки их по участникам сражения. Уверен, что не я один приумножал свои грехи, зло чертыхаясь от непонимания этой хитрой арифметики. Как зло чертыхались бы в суде присутствующие, слушая свидетеля, раз за разом тупо бубнящего: 'В этой драке с обеих сторон участвовало десять человек...' - но так и не сказавшего (родственник кого-то из проигравших, подкуплен ими?), что соотношение сторон дерущихся было восемь к двум. И эти двое, хоть и кряхтя, постанывая, прихрамывая и выплёвывая выбитые зубы, но ушли с поля боя всё-таки на своих ногах, а всех их восьмерых противников пришлось вытаскивать с него на носилках, причём, парочку - сразу на кладбище.
Взращённая непогрешимой партией историческая наука обо всех битвах с нашим подавляющим преимуществом в силах предпочитала говорить, уподобляясь такому вот ломающему ваньку свидетелю. И если бы в легендарном фермопильском сражении, где с одной стороны было двадцать тысяч персов, а с другой - триста спартанцев, вместо персов были бойцы Красной Армии, то наши историки писали бы только так: 'С обеих сторон в этом ожесточённом сражении участвовало 20300 человек...' А ведь если у медиков - 'не навреди', то у историков должно быть - 'не наври'. Что, по сути - всё то же 'не навреди'.
Проверю:
- Позвольте, товарищ генерал, воспользоваться случаем и хоть теперь узнать - разобрались, наконец, окончательно наши историки с тем знаменитым танковым сражением под Прохоровкой, с его арифметикой?
Генерал Караев был очень удивлён:
- Странный вопрос, учитывая положение, в котором мы с вами находимся. Но раз уж он задан. Это - общеизвестная цифра: с обеих сторон в танковом сражении под Прохоровкой участвовало полторы тысячи танков.
'С обеих сторон'. Нет, и на смертном одре не покаялся генерал Караев. И вот теперь уже можно было бы во всеуслышание сказать: 'Кирдык нам, мужики! В приличное потустороннее общество таких, как мы, принимать не должны. Если мы, четверо, плывём в одно и то же место, то место это и называть вслух не хочется. Оттуда ни через его забор не перемахнуть, ни подкопа не сделать. Побеги оттуда невозможны, караульная система там образцовая, нет мемуаров о её проколах'.
Но чего я буду расстраивать своих попутчиков, которые порой с надеждой поглядывают на меня - вдруг хотя бы мой образ жизни и род занятий прибавят всей компании если не святости, то хотя бы той добропорядочности, которая может послужить нам общим пропуском к заветным вратам. А я всё никак не мог выбрать из своей пёстрой трудовой, да и просто жизненной биографии хоть что-нибудь, оправдывающее такие надежды. Ни в одной из их составляющих не было ничего святого и достойного такого высокого поощрения. И всю мою жизнь благочестивой не назовёшь.
Но вот генерал Караев никак не хотел признавать своих грехов:
- Как, по-вашему, куда мы всё-таки направляемся?
- Да уж не в рай, конечно. В рай не плывут по канализационной трубе, - гаишник Андрей непонимающим не притворялся.
Журналист Николай свой отказ притворяться обозначил одной лишь мимикой, но очень красноречивой и не позволяющей толковать её двояко.
Или всё-таки начать вялую дискуссию: надо ли спешить делать какие-то выводы, тем более - самые трагичные, тем более - для всех сразу?
Но тут в нашу компанию буквально врезался догнавший нас какой-то здоровенный мордатый тип с толстенной золотой цепью на бычьей шее, с богатой татуировкой и с пулевой дыркой во лбу... Тут не было никаких 'разрешите', 'позвольте присоединиться', 'не дайте, православные, утопнуть в дерьме на ваших глазах'. Тут было грубое, нахальное расталкивание нас у спасательного венка и гнусная матерщина в ответ на протесты против такого поведения. Тут во всей своей красе наглел только что подстреленный 'авторитет'.
Через считанные секунды нас догоняет ещё один канализационный пловец. Ба, да у него тоже дырка во лбу, и он приветственно машет рукой 'авторитету'. Члены одной банды, которой на 'стрелке' повезло меньше проивников? 'Дай руку, братан', - подплывая, просит этот подстреленный, понимая, что иначе его пронесёт мимо нас. Но 'братан', решив, что и места для того, чтобы уцепиться за венок больше нет, да и выдержит ли он ещё более возросшую нагрузку на него, - мощный 'братан' энергичной работой ног так повернул наш спасательный круг, чтобы ему было удобней лягнуть подплывающего, если понадобится. Не понадобилось, того пронесло мимо, и долго ещё были слышны специфические выражения человека, которого одновременно застрелили, предали, да ещё и в каком-то дерьме хотят утопить.
Вот тебе и 'братан'. Перемигнувшись, мы, четверо, решили взять ещё один грех на душу и совместными усилиями утопить распоясавшегося злодея. Да и будет ли это грехом?
Только приступили к задуманному, как в этот момент...
Это было похоже на то, как в аквапарке с горки попадаешь в бассейн. Только здесь высота падения была побольше. Но ни один из нас во время этого стремительного спуска не выпустил из рук венка, который так выручил всю нашу компанию на предыдущем участке пути и который нисколько не пострадал во время падения. Так, вместе с присмиревшим 'авторитетом', все мы оказались...