...Наконец-то мы познакомили Асю и Веру с Тамарой Александровной.
Никому из наших дам не давалось инструкций - каких тем лучше не касаться при встрече. Все они у нас и так были разумные женщины, и никто из них в первую же встречу не стал бы говорить о политике, тем более - о большевизме.
Ася при захвате власти большевиками так же не смогла бы жить, как нежная бабочка под налетевшим арктическим ветром. Она бы помучилась недолго и тихо умерла на руках Мони.
А вот Вера была человеком с другим характером. Людоедские большевистские повадки она бы восприняла не кроткой овечкой. Начнись новый цикл построения светлого будущего, она тут же уйдёт к 'белым'. А если я не сделаю того же ещё раньше неё, то стану для неё пустым местом.
Больной стала бы политическая тема и для Тамары Александровны Томиной. Ведь стало понятно, что она станет одной из первых в когорте 'старых большевиков' НПБУ, кого её вождь, захватив власть, отправит на плаху.
А пока в нашей застольной беседе мы, уходя от политики, убеждаемся: картошка и блюда из неё - удивительно богатая тема для беседы. Куда там до неё погоде. Говорить, например, о московской погоде - тут даже высочайшие мастера поддерживать эту тему выдохнутся уже через четверть часа. Нет в этой теме потенциала на большее.
А вот о картошечке, о блюдах из неё можно говорить бесконечно. А если среди участников беседы есть хорошие кулинары, то каждый зачин: 'А вот попробуйте как-нибудь в те же самые драники добавить ещё и...', со знанием дела подхваченный остальными, делает разговор таким интересным, содержательным, весёлым, каким его не сделал бы и разговор о погоде в шотландском Хайленде, где она, как известно, меняется по сотне раз на дню.
...- А вот если бы я вдруг стал руководителем страны, то тут же учредил Государственную Стуковую службу и обязал граждан доносить туда на главных врагов российского народа, - провозгласил я с надетым на вилку драником. - А таковыми считались бы все те, кто хоть слово плохое шепнёт про любимый народный овощ, не говоря уже о распространение злых анекдотов про него. Все приговоры - под копирку: десять дней без права есть картошку... даже сырую.
Ася, Вера, Тамара Александровна, Моня и Вася поддержали бы такое всенародное стукачество, но, под давлением дам, мои тяжёлые приговоры были смягчены до трёх дней существования без картошки.
Хорошо прошло знакомство наших дорогих дам. Никаких искр от притирания друг к другу. Тамара Александровна сразу стала подругой Веры и Аси.
... Секретарь, рискнув зайти в кабинет товарища Скалина прямо во время совещания, доложила о приходе очередного ходока.
Сейчас уже далеко не каждый подобный гость вызывал у товарища Скалина первоначальный восторг и желание чуть ли не бежать ему навстречу. Бывали среди них и малосимпатичные во всех отношениях субъекты. Хоть и не забывая, перейдя через порог кабинета руководителя НПБУ и бия себя в грудь, заявить о готовности в любой момент положить себя на алтарь большевизма, такие граждане тут же начинали клянчить что-нибудь.
- Предварительно созванивался? - строго спросил хозяин кабинета.
- Нет.
- Ну и кто он?
- Не говорит. Только всё время улыбается и утверждает, что его визит станет для вас большим и радостным сюрпризом.
Чаще всего именно меня товарищ Скалин просил встретить таких неожиданных гостей ещё в приёмной.
Выхожу туда.
Догадываюсь: это на нём национальная одежда каких-то северных наших народов.
- Здравствуйте! А о чём вы хотите поговорить с товарищем Скалиным?
- Так ведь товарищ Скалин родом из Канчалана, а я - из Хатырки. Рядом, можно сказать, жили.
Интересно, а когда на Чукотке уже 'не рядом'? Когда тысячи за полторы километров друг от друга? Надо будет, ради интереса, заглянуть как-нибудь в карту - где эти чёртовы Канчалан и Хатырка.
Присмотрелся я и даже деликатно принюхался к этому товарищу из Хатырки - нет, вроде не опасен: не дёргается, ничем компрометирующим от него не пахнет, и нет на его лице того напряжённого выражения, когда понятно, что человек вновь и вновь репетирует про себя, как ему правильно челобитную начальству подать. Наверное, действительно просто привет хочет передать с Чукотки.
Впущу-ка я этого дядю. Вдруг товарищу Скалину действительно будет приятна такая встреча. Ну, слёз, да и вообще долгих рассусоливаний о давно покинутой родине, скорее всего, не будет. Но, возможно, вождю НПБУ будет в охотку хотя бы минут пять поговорить с земляком по душам, заодно показав соратникам, что он всё ещё способен на такие сантименты. А, быть может, более продолжительно и менее деликатно, чем я, принюхавшись к амуниции ходока, он учует в ней такие, десятилетиями настоянные в чумах специфические ароматы, которые растрогают его даже больше, чем любые слова. Ну, а если засидится дорогой гость, то совместными усилиями мы выпроводим его с той или иной степенью вежливости. И такое уже доводилось делать.
Входим с гостем из Хатырки в кабинет, и он сразу летит к товарищу Скалину, широко раскинув руки для объятий:
- Привет, земеля!
От оскала, от оскала псевдоним сына орденоносного оленевода. Одной рукой вождь НПБУ не позволяет ходоку обнять себя, а другой делает жест, предлагающий всем остальным покинуть кабинет.
Было даже не совсем понятно, на каком языке говорят за дверью. Вернее, говорил только один. Да и речью эти гневные рыки товарища Скалина трудно было назвать.
Что такое? Нетактично называть вождя партии земелей, даже если он когда-то через забор от тебя жил, а то и на один горшок в детсаде вы с ним ходили? Да и в любой другой форме непозволительно напоминать о чукотском происхождении товарища Скалина?
Очень скоро пулей вылетел из кабинета ходок из Хатырки. Только и сказал, надевая на голову шапку и выбегая из приёмной: