Неудавшийся акын вцепился в меня как клещ:
- Ну а если я всё-таки изменю столько слов, чтобы у наследников Джамбула уже не было возможности нажиться на мне.
Пора было выставлять рязанского гостя за дверь.
- Верим, что так оно когда-нибудь и будет, если кровопивец Каледин всё-таки предоставит вам время для творчества. Но пока что принудить фермера к этому мы не можем. Вам придётся подождать прихода НПБУ к власти и восстановления колхоза 'Красный курятник'. Вот колхозы большевики смогут заставить содержать самых плодовитых акынов. Были в истории такие прецеденты...
Товарищ Скалин одобрил моё поведение с акыном: не впустил, но обнадёжил. С правильным политическим комментарием обнадёжил. Потом попросил:
- И запишите фамилию того фермера. У меня такое предчувствие... что придёт время... когда и сам он сможет стать неплохим акыном для товарища Скалина... Если товарищи из НКВД его попросят.
В этом можно было не сомневаться. Если, когда придёт время, и товарищи из НКВД попросят, то Каледин таким акыном для товарища Скалина станет, что воскресни давно ушедший от нас Джамбул и прослушав то, что получилось у бывшего кулака, - он бы от зависти тут же снова ушёл от нас. Товарищи из НКВД, как никто другой, умеют убеждать.
Как шепнул мне Вася, за время моего отсутствия в кабинете никто так и не оспорил никчемность конституции и галстуков, а у меня даже и тот вялый задор, что был, пропал. Сам вождь НПБУ об этом так и не сказал ни слова. Вопрос был отложен до сентября.
Уже в своём кругу, вечером, возвращаясь к тому, как я уберёг начинающего рязанского акына от исков алчных наследников Джамбула, говорю:
- А ведь неплохую идею он подбросил. Что, если нам самим взрастить акына для товарища Скалина?
- А то и нескольких, для здоровой конкуренции, - развил моё предложение Вася. - Пусть у Мони на радио выступают, соревнуются.
Моня не принял нашего с Васей предложения:
- У акынов вождей не может быть здоровой конкуренции. Только нездоровая. Очень нездоровая. Могут подраться прямо у микрофона. Да и зачем нам взращивать акынов? Ведь мы, по сути, и сами являемся акынами для товарища Скалина. Так зачем нам конкуренты?
И я, и Вася согласились с Моней - не хватало ещё конкуренции в создании культа личности товарища Скалина с нами же взращёнными акынами. Сами взрастим.
...Несмотря на то, что в приёмной ждал очень интересный гость, который и созвонился предварительно, и пришёл в назначенный час, в кабинете товарища Скалина предпочли дослушать до конца очередную передачу 'Эхо 17-го'. Якобы по многочисленным просьбам слушателей, товарищ Рабинович брал интервью у штатной ветеранки НПБУ Валентины Николаевны Градобоевой.
Мы с Васей не сомневались в успехе этой передачи и надеялись, что свои недюжинные способности к импровизации и Моня, и тётя Валя будут держать в узде, не позволяя им пуститься в такой галоп, который и остановить не получится.
...- Удивительно, как быстро вам, Валентина Николаевна, удалось занять такое прочное место в высшем обществе нацистской Германии.
- Не забывайте, по легенде я была беглой русской графиней. Знакомство со мной было интригующим и лестным даже для правящей верхушки рейха.
- А где вам, Валентина Николаевна, чаще всего доводилось встречаться с представителями этой верхушки?
- Да где только не доводилось - в театрах, на стадионах, на скачках. Но чаще всего на каких-то торжествах, в том числе семейных.
- И вот как раз на одном из таких семейных торжеств вы произнесли тот свой тост, на котором хочется остановить внимание.
- Да, это был юбилей супруги одного из фашистских бонз. На этом сборище, на котором присутствовала чуть ли не вся фашистская верхушка, можно было получить немало дополнительной ценной информации.
- Ведь ваш тост был ответным. Чем он был вызван?
- Все сидящие за столом или знали точно, или с уверенностью предполагали, что война с СССР разразится очень скоро, и кому-то надо было высказаться на эту тему. Соответствующий тост доверили провозгласить юбилярше. Она и провозгласила: 'За нашу победу!' Я тут же встала со своим бокалом и добавила: 'За нашу великую победу!'
- С соответствующими интонациями добавили?
- Да ещё с какими! Юбилярша, не понимая их значения, стрельнула в меня завистливым взглядом.
Товарищ Скалин решительно встал со своей табуретки, выпрямился и начал аплодировать с таким воодушевлением, какого мы с Васей ни разу не наблюдали у него до этого. Мгновенно аплодисменты были подхвачены всеми присутствующими.
Наверное, Моня предполагал, что в этот момент его передачи всё так и произойдёт в кабинете руководителя НПБУ, поэтому не торопился прерывать торжество следующим вопросом.
...- Точно такой же тост стал знаменитым через много лет, будучи провозглашённым в одном из самых легендарных фильмов о наших разведчиках. У вас никогда не возникало чувства... чувства ревности... чувства, что нарушены ваши авторские права, если можно так сказать?
- Да какие тут могут быть авторские права, если речь идёт о выражении безграничной веры в свою родину.
В кабинете товарища Скалина и этот ответ был встречен аплодисментами.
- Но ведь кое-кому на этом сборище ваша интонация в произнесении этого тоста могла показаться и подозрительной. Не тогда ли и стал следить за вами гестаповец Шульц?
- Нет, Шульц стал следить за мной по другому поводу.
- Валентина Николаевна, и я, и радиослушатели сгораем от нетерпения. Когда и почему Шульц стал следить за вами?
- Увы, вероятно, у каждого разведчика есть своя слабость. Да она и сейчас остаётся у меня - всё та же слабость. Я всегда болела и болею за 'Спартак'. В то время в Берлине тоже был футбольный клуб 'Спартак'. Это была пролетарская команда с рабочих окраин. Её патронировала и оказывала посильную помощь Коммунистическая партия Германии. И болел за неё в основном пролетариат.