Москва 30 сентября/12 октября
Итак, сегодня я отправляю это письмо, которое уже неделю назад было готово, но которое я задерживала в надежде сообщить что-нибудь успокаивающее относительно нашего положения перед угрозой холеры. К сожалению, не могу этого сделать, болезнь распространяется, появляясь внезапно и кончаясь смертью. Со вчерашнего дня меня по-настоящему охватил страх, и я сказала утром Фрицу, что мы каждый день должны теперь ждать смертного часа. Да, ответил он, так оно и есть. Ибо это ужасно с этой болезнью. Фриц и сам плохо чувствовал себя вчера и позавчера, но должен был выходить, потому что сейчас врачу нет покоя, в воскресенье в 5 часов утра его позвали, и я увидела его снова только в 2 часа пополудни, пока он пил чай, и примерно до 6 часов, когда он пообедал и через полчаса выехал снова и вернулся домой в половине второго ночи, а в ту же ночь его еще два раза будили, но он никуда не поехал.
Сенатор, который надзирал за тем госпиталем, где Фриц врачом, так много заботился и трудился, чтобы найти дом для госпиталя и все в нем устроить и все необходимое доставить, и сам в субботу заболел. (Это к нему вызвали Фрица в воскресенье в 5 утра.)… А сегодня, во вторник утром, он скончался. Фриц еще в воскресенье сказал, что надежды мало. Но так как все тянулось долго, еще два дня, то стали надеяться, потому что эта болезнь редко когда длится более 24 часов, уже за шесть-восемь-двенадцать часов человек либо выздоравливает, либо умирает.
Я до сих пор была в бодром расположении духа, но со вчерашнего дня стала терять мужество. Вчера в 3 часа пополудни приехал к нам один француз, владелец фабрики тканей, он хотел пригласить к больной, которая лежала у него в доме, болела совсем другой болезнью. Сам он был вполне здоров, смеялся над боязливыми. Фриц поехал к нему после обеда и застал его уже больным; потом в 11 вечера к нам пришли еще три врача, и Фриц попросил их поехать с ним к этому больному, вернулся после полуночи Только мы улеглись по постелям — страшный стук в двери. Слуги не хотели открывать, и я боялась разбудить Фрица, подумала, однако, что в такой беде двери должны быть всем открыты, ведь и я могла бы также искать помощи и жаждать сочувствия; я встала и разбудила слугу. Вошел молодой человек, просит Фрица опять ехать к тому же самому господину. А Фриц лежит весь в поту, он уже второй день сам болен, посылает его к другому врачу. Молодой человек спрашивает испуганно: „Monsieur, est-ce cette maladie?“ Фриц сказал „да“, и юноша был совсем убит. А в 7 утра он уже явился с каретой; другой врач приехал с ним тоже и просил, чтоб Фриц поехал еще к другому больному. Так Фриц с ними и уехал.
Если наш братец Фриц счастливо избежит опасности, то это уже будет чудом бесконечной милости Господа Бога, которого надлежит нам благодарить со всею должною ревностию».
Голицын прочел медицинскому совету письмо императора Николая. Царь благодарил врачей и всех, кто помогает страждущим жителям его любимой Москвы, и спрашивал, не считают ли господа врачи, что его присутствие может помочь, ободрить жителей, принести некое утешение народу. Те врачи и сенаторы, которые верили, что холера «прилипчива и переходит от человека к человеку по воздуху или от прикосновения» и в то же время надеялись, что царь, увидя самолично, как ревностно они воюют против заразы, не поскупится на похвалы и награды, говорили, что, если обеспечить надежную охрану государя, чтоб он только проехал по улицам, то это, конечно, весьма укрепило бы дух и благоприятствовало бы всячески, укрепило бы любовь к царю. Гааз возражал решительно и даже сердито.