— Федор Петрович, помилуй, батюшка, что же это ты, Карамзина пересказывать хочешь?
— Нет, нет. Прошу немного терпения. Я только делал короткое напоминание, чтобы сказать: великая Россия имеет свои очень старые, очень глубокие корни, очень важные источники… Поэтому гордость патриотов, таких как Вы, любезный сударь, есть натуральная, легальная, то есть законная гордость. Однако я знаю еще другое — знаю, что никогда не было и нигде нет никакой страны, никакого государства, никакой нации, каковые растут из одного, только одного корня, которые питаются из одного только уникального духовного источника. Великий Рим имел такие корни в Греции. Все государства Европы есть внуки Рима. В германских странах, где я родился и жил как дитя и юноша, я штудировал в разных городах. И я встречал идеи, очень похожие на те, которые сегодня есть в Москве. Немецкие аристократы, дворяне говорят по-французски лучше, чем по-немецки, и любят жить в Париже. Сто лет назад просвещенные немцы говорили так: Франция, Англия, Италия есть великие страны и у них великая культура духа, великая цивилизация, а немецкие земли есть бедные провинции и немцы — это бедные малопросвещенные родственники своих знатных соседей. Такие мысли, такие споры были еще раньше. Вы знаете, я есть католик, мое Отечество на Рейне. Там все жители — католики, для них главный человек на земле — святой папа в Риме. А триста лет назад саксонский монах Мартин Лютер, очень сильный, очень умный, но, я думаю, также очень грешный человек, начал кричать: нам, немцам, не надо папы в Риме, не надо Библии и молитв на латыни. Он говорил так, как и вы говорите: не надо нам у иноземцев учиться. Из-за этого потом больше сто лет была война. Одни немецкие христиане убивали других немецких христиан. Еще раньше чехи-гуситы не захотели папу, чтобы не покоряться немецким епископам. Так было и в других странах. Французы-гугеноты тоже не хотели папы, не хотели учиться от итальянских папистов.
Да-да, я вижу, вы хотите возражать: то были войны религиозные. Да, конечно, многие воевали за разное понимание веры. Но подумайте: ведь почти всегда такая новая религия начиналась с того, что одно племя, один народ хотел иметь свою особливую церковь, отдельную, не хотел зависеть от других, от иноземных учителей. Правда, в германских странах, в Нидерландах, в Англии были еще и другие причины. Там между собой враждовали и разные князья, и разные сословия, и разные религии. Но это другая тема. А я думал сейчас: почему, как, откуда начинается вражда, недоверие к иностранным людям?..
Был прусский король Фридрих II, его многие называют великим. Но многие другие сомневаются. Потому что он был атеист и циник, дружил с Вольтером; и еще потому, что он, немецкий король, говорил и писал по-французски лучше, чем по-немецки, и своим французским слугам — чиновникам, офицерам, ремесленникам, артистам — платил больше, чем немецким. Такое пренебрежение просвещенных людей к немецкой речи и к немецкой жизни были причиной того, почему еще в прошлом веке, до французской революции, у многих немцев начиналась антипатия к Франции. Потом были еще и революция, и одна война, и другая война, и Наполеон… Французские армии завоевали город, где я родился, и город, где я учился. Все французские генералы и даже солдаты были безбожники. Нет, правильнее сказать, они имели рационалистические идеи, сперва республиканские, потом императорские, но рационалистические идеи, не признавали церкви. Поэтому они разорили все наши монастыри, церкви, школы и университеты, которые были католические. Французские генералы, офицеры и многие солдаты верили, что Франция есть самая великая, самая просвещенная, самая добродетельная держава на земле. Они завоевывали другие страны и меняли там по-своему правителей, законы, монету, календари. Я учился в Кельне, когда этот древний римский католический город принадлежал французской республике, и на моем свидетельстве написано, что оно выдано 21 вандемьера 11 года республики, то есть по христианскому календарю 13 октября 1802 г. В те годы многие добрые немцы стали доказывать, что нужно презирать французов и думать только о немецких корнях, немецких источниках, и нужно верить, что они есть самые лучшие в мире…
— Воистину так, как наши любомудры..
— Вот именно, сударь. Я это хочу сказать. Я понимал патриотические чувства моих немецких соотечественников, но я никогда не мог разделять вражду к французам и презрение к французскому языку, к французской духовной культуре. Такая вражда, по-моему, противна христианству, и есть тяжкий грех, и еще есть черная неблагодарность. Ведь много поколений немцев столько полезного узнали из французских книг, от французских богословов, философов и ученых… Святой Франциск де Салиас для меня и сейчас любимый наставник. Я настойчиво рекомендовал его труды моему любимому немецкому учителю Шеллингу.