Рене Фюлепа-Миллера
«Святой дьявол: Распутин и женщины»
Предисловие
«Святой дьявол» — так назывался пасквиль, направленный против Распутина, автором которого был его противник, грозный иеромонах Илиодор. Обвинения и утверждения этого памфлета сыграли немалую роль в создании фальшивого, искаженного образа Распутина — хитрого шарлатана, главного виновника гибели старой России.
Этот образ, созданный бессильным в своей ненависти врагом, стал шаблоном, и именно такой портрет Распутина был представлен народу; революционный хаос долгое время делал невозможной объективную оценку этого человека. В то время, насыщенное революционными лозунгами, не заботились о достоверности. Единственно важным был успех политической борьбы, в такой ситуации вряд ли мог быть предложен другой исторический портрет, чем этот, который, как никакой другой, наиболее ярко и убедительно обрисовал всю негодность ранее существовавшего правящего строя и его представителей.
Для революционной России в ее борьбе против системы, во многом устаревшей и поэтому обреченной на гибель, каковой был царизм, эта искаженная интерпретация личностей и ситуаций является если не обоснованной, то объяснимой. Несомненно, без всякого на то основания этот образ Распутина удовлетворял мещанский интерес к скандалам и сенсациям, создавал искаженное изображение фигуры Распутина в черно-белых тонах как «дьявола в человеческом обличье».
Из соображений как можно быстрее после краха царизма нарисовать народу ужасающие картины жизни царского двора этот образ Распутина, без всякого критического изучения, был представлен общественности единственно подлинным. Скудость воображения, свойственная бульварным романам, и плебейская косность в подходе к Распутину привели к тому, что этот образ рассматривался с банальной упрощенностью.
Чтобы придать этому фальшивому образу историческую достоверность, было сочинено надуманное жизнеописание Распутина. С поистине профессорским педантизмом назывались ложные даты и годы, неверные имена и названия мест, в то время как такая точность редко бывает в биографиях, основывающихся на реальных фактах. Тот, кто изучает литературу о Распутине, все время встречает бесчисленное множество вроде бы точных сведений, которые своей кажущейся достоверностью пытаются ложно убедить, что они вовсе не нуждаются в точном обосновании. Барон фон Таубе не пошел на необдуманное использование в своем труде рассказов о Распутине, а критически рассортировал и систематизировал их, и в результате именно он создал действительно ценное произведение об этой личности.
В потоке лжи о Распутине остался едва услышанным один робкий слабый голос: дочь Распутина Матрена в своей маленькой брошюре предприняла почти безнадежную попытку защитить память своего отца. То, что Матрена называет «правдой о Распутине», несомненно, является правдой только наполовину; благоговейная любовь вытесняет все темное и рисует доброго и достойного человека, каким Матрена знала своего отца. Но все-таки этот, пусть тоже односторонний, образ намного ближе к правде. Возможно, Распутин не был лишь скромным и достойным любви человеком, но он был также и таким, и эта сторона уравновешивает не только многие его ошибки и слабости, она во многом расширяет и обогащает его личность, делает его привлекательным чисто по-человечески.
Только уверенность, что при тщательном, беспристрастном исследовании всех имеющихся материалов не остается даже малейшей возможности изображения Распутина банальным шарлатаном или святым старцем, побудила автора к написанию книги. Распутин не был ни абсолютно злым, ни абсолютно добрым, ни развратником, ни святым: он был человеком, полным энергии, наделенным многими достоинствами и многими слабостями, человеком разносторонним, противоречивым и сложным. Автором сделана попытка более адекватного изображения его личности с тщательным анализом всех «за» и «против», чем это делалось раньше.
Сознавая, что противоречия в человеческой жизни являются единственной правдой, автор обезоружил противника Распутина, используя именно это оружие для защиты правды: поэтому заглавие «Святой дьявол», придуманное Илиодором, было выбрано для названия этого произведения.
Изображение Распутина и его окружения в этой книге основано на официальных документах: полицейских актах, дневниках, письмах, показаниях свидетелей и других достоверных источниках. Именно эти официальные материалы помогли создать столь красочный образ Распутина при всем его кажущемся неправдоподобии. Эти достоверные документы принадлежат отрезку времени, не имеющему себе равных в непрерывном движении истории; люди, с которыми мы знакомимся по этим документам, являются нам из чуждого мира и весьма своеобразной социальной ситуации; здесь говорится о русском обществе непосредственно перед большевистским переворотом.
Глава первая
Лица Распутина
Крестьянин лет сорока, высокий, широкоплечий, крепкий, но в то же время худощавый, в грубой холщовой крестьянской рубахе, подвязанной простым кожаным ремнем, в широких портках и высоких, тяжелых сапогах — таким появился Григорий Ефимович Распутин в первый раз в салоне графини Игнатьевой, в кругу любопытных дам петербургского общества, духовных сановников, монахов, политиков, интриганов, авантюристов и придворных льстецов, которые привыкли собираться три раза в неделю в доме графини преклонных лет. Его, «нового святого», «чудотворца» из Покровского ожидали с величайшим напряжением. Когда он вошел по-крестьянски широким, громыхающим шагом, с резкими движениями и склонился в приветствии, грубое, некрасивое его лицо сначала, казалось, разочаровало напряженно ожидавших гостей.
Его крупная голова была покрыта непричесанными, неряшливо разделенными на прямой пробор длинными прядями каштановых волос, падающими назад, на его высоком лбу можно было увидеть темное пятно, след, оставшийся после ранения. На лице сильно выделялся широкий рябой нос, узкие бледные губы прятались под неухоженными мягкими усами. Кожа на лице, смуглая от ветра и солнца, была морщиниста и изборождена глубокими складками, глаза прятались под широкими бровями, правый был изуродован каким-то желтым узелком. Лицо, дико заросшее темно-русой растрепанной бородой, производило на присутствующих более чем необычное впечатление.
Но когда он подходил совсем близко к каждому из гостей, касался руки, помещал ее между своих широких мозолистых ладоней и при этом пытливо заглядывал в глаза каждому из своих новых знакомых, они себя чувствовали немного смущенно. Эти глаза обладали редкой подвижностью: маленькие, светлые, водянисто-голубые, сверкая из-под сросшихся густых бровей, они как будто постоянно что-то искали, исследовали, проверяли и проникали во все, что находилось в поле их зрения. Без сомнения, эти глаза чем-то тревожили, смущали. Останавливаясь на ком-нибудь на одно мгновение, они становились острыми, как будто стремились заглянуть в глубину души, затем снова принимали выражение всепонимающей доброты и мудрого снисхождения.
Его грубый крестьянский голос также мог неожиданно приобретать глубокое завораживающее звучание. Когда он говорил, то немного наклонял голову, как это обычно делают духовные лица, когда принимают исповеди, и тогда его речь звучала по-монашески мягко, взгляд смягчался. В такой момент гости графини Игнатьевой чувствовали, что перед ними стоит добрый святой отец, которому можно доверить любой секрет.
Внезапно его взгляд и речь опять изменялись: как будто в этом странном человеке вспыхивала всепожирающая чувственная жажда, глаза начинали как-то особенно сверкать, голос становился то возбужденным и резким, то доверительным и вкрадчивым. Его взгляд и речь становились бесстыдными, циничными и полными едва скрываемой язвительности, пока он, совсем неожиданно, снова не преображался и с поэтическим, пламенным вдохновением не начинал говорить о вещах мистических и религиозных.
Некрасивые черты его лица приобретали в это время необыкновенную живость. Иногда быстрая перемена мимики и жестов становилась почти театральной. При этом внимание притягивали его мозолистые руки: грубые, но в то же время красивые, с длинными костлявыми пальцами.