Все чаще и чаще случалось, что Ефим и Прасковья вторили голосу, проникающему из подпола, то стенающему, то ликующему, и спускались в мрачную темницу кающегося, чтобы принять участие в молитвах. Постепенно они все более отстранялись от мирских занятий и часто проводили дни и ночи вместе с Григорием в совместных покаяниях в его подполе. Едва ли они могли бы объяснить, как это произошло, сначала их удивляло странное преображение Гриши, но постепенно его святость уже не казалась им странной. В тот момент, когда его ужасные стенания и последующее восторженное пение склонили их впервые на колени, и произошло в них своеобразное превращение. С тех пор они больше не пытались сравнивать кающегося грешника с тем, прежним Гришей. С полным самоотречением отдались они охватившим их возвышенным чувствам. Стенающий, распростертый на земле человек своей покорностью все более завоевывал власть над ними. Иногда по его устремленному вверх лицу растекалось блаженное просветление, как если бы в этот момент он увидел Бога и достиг предельных высот благочестивого восторга.
После того, как они сами испытали внутреннее перерождение, у них возникла уверенность, что Гриша был послан в странствия самим Богом и стал святым; их уже больше не удивляло, что редкая божья милость дарована именно Григорию Ефимовичу; в своей наивной простодушной вере они не собирались судить о путях господних.
Когда крестьяне Покровского узнали о возвращении Распутина и его чудесном перерождении, появились сомневающиеся в такой перемене Григория: уж очень хорошо помнили крестьяне легкомысленного деревенского парня, который вечно таскался по трактирам, искал ссор и волочился за девками.
Один старый крестьянин, член волостного церковного совета, который и раньше часто навещал Ефима Андреевича, первым решился зайти в его дом и лично удостовериться в истинности всех этих слухов. В сопровождении своего работника, он прошел во двор старика Распутина и там обстоятельно объяснил, что услышал о чудесной перемене вернувшегося домой Григория, поэтому он очень просит разрешения посетить кающегося. Ефим Андреевич сразу же провел гостя во двор и пригласил спуститься в подземелье к Григорию. Уже проходя по двору, посетитель услышал печальный жалобный голос, исходящий откуда-то снизу, и чем ближе подходил к подвалу, тем сильнее овладевал им ужас. А сопровождающий его работник с радостью повернул бы обратно и в глубине души был доволен, что хозяин приказал ему ждать во дворе, а сам приготовился спуститься вниз по лестнице.
На какое-то мгновение старый крестьянин заколебался, но любопытство пересилило, он несколько раз ударил посохом о землю и решительно направился в подвал.
Вытянув шею, с округлившимися от напряжения глазами смотрел ему вслед работник, пока старик не скрылся в темноте. Не двигаясь, остался он стоять у входа, сердце возбужденно стучало, потому что снизу все доносился жуткий, вызывающий ужас голос кающегося. А когда этот голос вдруг затих, у парня стало тяжело на сердце.
Прошло довольно много времени, прежде чем из темноты подвала вновь раздались тяжелые шаги крестьянина и озабоченный работник услышал стук посоха по ступеням. Наконец в узком проеме показался сам старик.
Слуга бросил пытливый взгляд на своего хозяина, и, увидев его лицо, он так испугался, что, несмотря на свое любопытство, не смог решиться ни на один вопрос; не говоря ни слова, он на некотором отдалении последовал за стариком, который тяжелыми шагами, задумчиво опустив голову, медленно возвращался в деревню.
Вскоре все Покровское пришло в сильное волнение, услышав рассказы старого крестьянина о посещении Григория, о стенаниях и торжественных песнопениях молящегося, о странных словах, которые он произносил; рассказ слуги о чудесном преображении хозяина после возвращения из подпола способствовал усилению возбуждения.
Многие крестьяне готовы были уже после этих рассказов поверить в превращение Григория Распутина в святого, тем более, что описания старого крестьянина и его работника совпадали со слухами о необычном чужаке из окрестных лесов. Все чаще высказывались утверждения, что вернувшийся в родные края Григорий и есть тот самый таинственный богомолец, о котором ходило столько рассказов. Мысль, что из всех деревень губернии выбрано Покровское, что именно из него вышел святой, будоражила, завладевала умами всех жителей края.
Уже на следующий день крестьяне в тяжелых сапогах и с посохами и крестьянки в цветастых головных платках и длинных юбках толпами потянулись во двор старого Ефима. Среди них были убежденные верующие, но были и сомневающиеся; всем хотелось услышать Григория и увидеть его. И с каждым из них происходило то же самое, что и со старым крестьянином из волостного церковного совета: когда они пересекали двор и слышали ужасный, молящий голос святого, проникающий из подпола, они на мгновение задерживались перед спуском вниз по крутой лестнице. Когда они один за другим выползали из темного проема, то ожидающие снаружи замечали, как удивительно изменились их лица; этих людей и расспрашивать-то поначалу робели.
С каждым крестьянином и крестьянкой происходило то же самое; охваченные земным, обывательским любопытством, они спускались в подпол, но после того, как видели распростертого на полу кающегося святого, слышали его плачущие причитания и проповеди, они возвращались оттуда совершенно преображенными. Среди посетителей были мужчины того же возраста, что и Григорий, прежде не однажды кутившие и куролесившие с ним. Эти крестьяне меньше всего доверяли рассказам о его святости и в большинстве своем спускались вниз по лестнице с твердым намерением не признать своего бывшего товарища, но и они испытывали то же, что и остальные.
Особенно глубокое впечатление производил новый святой на молодых женщин и девушек деревни, которые с любопытством спускались к нему в подземелье. Когда после продолжительного времени они снова выходили на дневной свет, ожидавшие родные и подруги замечали на их лицах легкий румянец, который обычно сопутствует любовным утехам. Глаза их странно блестели, губы дрожали в легкой блаженной улыбке.
Вскоре почти никто в Покровском не сомневался, что с Григорием Ефимовичем Распутиным произошло что-то необычное, сверхъестественное. Разумеется, многое из того, что говорил кающийся посетителям о спасении во грехе, находилось в остром противоречии с христианским вероучением, поэтому некоторым крестьянам было трудно признать в Григории нового Спасителя, каковым его уже считало большинство населения.
Больше всех боготворили Распутина женщины и девушки, складывалось такое впечатление, будто именно они первыми познали смысл его нового учения. В то время как старые крестьяне, собираясь у своих домов, опершись на толстые посохи, пытались тщательным образом привести в соответствие проповеди из подвала с учением православной Церкви, женщины, отбросив все сомнения, восторженно и восхищенно говорили о святости Григория. День за днем увеличивалось число его почитателей, и вскоре в каждой избе уже был у него истовый приверженец: старый или молодой, девушка или старуха.
И только почтенный отец Петр, сельский священник, оставался тверд и непоколебим. Еще в то время, когда только неопределенные слухи о «новом святом» впервые дошли до него, а также позднее, когда проповеди из подпола распространились по всему Покровскому, отец Петр с бойцовским усердием истинно верного служителя Церкви выступал против гнусных и кощунственных лжеучений. При любой возможности он объявлял неуклонно, что паломник Григорий является посланником ада и что проповеди о спасении во грехе — это ложь сатаны, порочащая истинное Слово Божие. Будь проклят отщепенец Григорий, но и будь проклят тот, кто становится жертвой его лжеучения.
Так бушевал строгий отец Петр день за днем, его приземистая маленькая фигура распрямлялась, как только речь заходила о Григории, в глазах вспыхивал огонь. Его непропорционально большая голова с венчиком рыжеватых волос, его лицо, заросшее кудрявой бородой, со сверкающими глазами создавали впечатление, будто маленький сердитый священник вот-вот превратится в яркое пламя.