И все же это бедное тело не роптало, но, напротив, было столь согласно с духом, что рвалось участвовать в самых непосильных трудах. Ничто не могло помешать Франциску, когда он совершал подвиги во славу Божию, и страдания уже не были для него муками, но нежными сестрами во Христе. Он чувствовал себя полным сил и как полководец, воодушевленный наградой Господа своего, полагал себе день ото дня все большие свершения, несравнимые с прежними.
Слух о чуде святых стигматов успел распространиться, и народ шел издалека, чтобы посмотреть на святого. Он же, как мог, прятал их: натягивая рукава до самых кончиков пальцев, старался избегать ходьбы; никогда не говорил о них, скрывал даже откровения, полученные от Бога, ибо понимал, что не должен открываться всем, и крайне беден тот, чье сокровище — на поверхности. Он препоручил заботу о себе четырем возлюбленным братьям: Леоне, Анджело Танкреди, Руфино и Бернардо, которые, следуя строжайшему указанию брата Илии и кардинала Уголино, снабжали его всем необходимым, дабы смягчить последствия налагаемой им на себя аскезы, и оберегали его от навязчивого внимания толпы.
Несмотря на невероятную силу духа, тело таяло на глазах. Брат Илия, встретив Франциска в Фолиньо, все понял. И, под впечатлением от этой встречи с учителем, увидел потом во сне седого старца в белой одежде священника, возвестившего ему: «Иди и скажи брату Франциску, что вот уже восемнадцать лет, как он покинул мир, чтобы последовать за Христом, и два года еще будет оставаться в этой жизни, прежде чем перейдет в жизнь иную».
ГИМН ЖИЗНИ
Была женщина, достойная разделить славу учителя; женщина, которая не говорила, не просила, не показывалась даже, но чье духовное присутствие было для Франциска быть может более ощутимым, чем присутствие брата Леоне и других братьев, окружавших его с утра до вечера. Имя этой женщины — Клара. Франциск, который ничего не забывал, попросил проводить себя в обитель Сан Дамиано. Там впервые заговорило с ним Распятие; туда он сам теперь возвращался распятым; там разрастался сад взлелеянных им душ (цветочки, поросль духовная — говорила Клара); туда должен он донести полученную благодать. Святой Франциск велел построить себе хижинку рядом с монастырем. Чувствовал он себя очень плохо. Помимо общего истощения, помимо пяти незаживающих ран, вот уже почти шестьдесят дней его бедные глаза не переносили света, так что он не мог теперь смотреть на солнце и огонь, доставлявшие ему столько радости. К тому же хижинка подвергалась постоянным набегам мышей, которые по ночам не давали ему сомкнуть глаз, а днем нагло воровали у него со стола последние крохи.
«Дьяволы, дьяволы завистливые», — говорили, крестясь, братья, а Клара, сокрушаясь в сердце, с удвоенным рвением принималась молиться за учителя и готовила бинты, корпию, припарки для ран, специальные мягкие сандалии для его израненных ног. Но муки его усилились настолько, что святой Франциск, несмотря на огромное желание пострадать, проникся к себе жалостью и попросил: «Господи, помоги мне терпеливо переносить недуги мои!»
И был ему голос, ответивший, что страдания его завоюют ему сокровище более прекрасное, чем все сокровища земли, и чтобы переносил он их в стойкости, уверенный в ожидающем его рае. Это обещание так обрадовало его, что на следующее утро он сказал братьям: «Вассал был бы вне себя от радости, если бы император пожаловал ему свое владение. Как же благодарить мне Господа моего, пообещавшего Свое Царство мне, недостойному рабу Своему, покуда живущему и облеченному плотью?»
Благодарность, непрестанно и щедро цветущая в его душе, подтолкнула его написать новый гимн творениям Господа, и именно тем, которые служат нам каждый день, и, пользуясь которыми, мы часто оскорбляем Бога вместо того, чтобы благодарить его. Сидя на траве, под открытым небом, в мягкой тени олив, таких же нищих и блаженных как он сам, святой задумался на миг и начал нараспев, импровизируя: