Виктор словно раскручивал кинопленку с третьесортным боевиком, так все там было дико и нелепо.
Верил ли подполковник Котиков, хозяин зоны, разжалованному гвардии старшему лейтенанту?! Новикову казалось, что он говорит в пустоту.
Начальник колонии слушал заключенного и задумчиво чертил на листе бумаги геометрические фигуры. Исчертив лист, он прятал его в стол и брался за новый.
- Значит, приговор считаешь несправедливым? - Котиков отложил карандаш. - Просьбы о пересмотре наказания писал?
- Писал! - безнадежно-тоскливо ответил Новиков.
- Безрезультатно! - догадался Котиков. Подполковник прошелся по кабинету. Половицы по-мышиному попискивали под его ногами. - Я, Новиков, не следователь! Сиди... сиди.., не вставай! Может, твое дело и тухлое, не мне судить.
Но наказание определено...
- И надо искупить вину честным трудом! - горько усмехнулся заключенный, сожалея о том, что выворачивал душу перед Вепрем.
- Придется дотянуть срок. - Подполковник пропустил насмешку мимо ушей. - Главное, лейтенант, не наделай новых глупостей...
- Мне со старыми расхлебаться бы!
- Определим тебя на должность... - Котиков прищурился и стал в упор рассматривать сидевшего заключенного. - Предположим, что-нибудь по культурно-воспитательной части. Как смотришь?
- На понт, гражданин начальник, берете! Я лагерную науку назубок выучил. В КВЧ пусть закосившиеся греются, я вместе с мужиками из своей бригады повкалываю. Для здоровья полезнее, и народ коситься не будет! отказался от предложения Вепря бывалый зек.
- Толково, лейтенант, мыслишь! - одобрил хозяин зоны. - Сейчас не тридцать седьмой год, на лесоповале народ не умирает, а КВЧ - для придурков и немощных. К себе тягать не буду, иначе стукачом прослывешь. Вовек не отмоешься...
Подполковник наморщил лоб, подыскивая нужные слова.
- Не надо, гражданин начальник! - Виктор предугадал ход мыслей Котикова.
- Что не надо?
- Утешать! - Бывший лейтенант пристально посмотрел собеседнику в глаза. - Вы ведь это собирались сделать?
- Ты не ерепенься, Новиков! - устало промолвил подполковник. - Если считаешь, что незаконно осудили, пиши кассационки. Сейчас времена другие. Демократия. На весь мир обижаться нечего... Главное - твердость духа, старший лейтенант, и все будет нормально!
- Спасибо за напутствие, товарищ начальник. Обязуюсь примерным трудом искупить свою вину перед Родиной и народом. - Новиков встал. Страшная безысходность душила его, а тут еще подполковник бормочет казенные слова, которые ничего не значат. - Разрешите идти?
- Да... - Котиков втянул воздух изуродованным носом.
Его ноздри раздулись, и нос окончательно превратился в поросячий пятачок. - Не получился у нас разговор...
Вторая беседа состоялась после спасения Струны от кастрации.
Котиков лично разбирался с чрезвычайным происшествием возле пищеблока. Подполковник вычислил двоих шестерок Сюсьмана, выжал из них всю правду и отправил отдыхать в карцер.
Новикову, немного помятому конвоирами, он с сожалением сказал:
- Ну ты, лейтенант, совсем озверел! За блатных заступаешься?!
- Человека резали... - заметил на это Виктор.
Больше Новиков с хозяином зоны не общался. Он видел подполковника на разводах, поверках, осмотрах барака, но Котиков проходил мимо, не произнося ни слова.
Новиков не мог знать, что этот необщительный, суровый человек с жесткими глазами уже послал запрос по линии Министерства внутренних дел о возможности пересмотра наказания заключенного в сторону смягчения приговора или включения в список подлежащих амнистии.
Даже если бы Виктор увидел эти бумаги с подписью подполковника, не поверил бы. Зона быстро отучает верить в доброту. Место такое.
***
Привалившись плечом к кабине машины, Струна надсадным, сиплым голосом выводил рулады:
- Споем, жиган, нам не гулять по бану, нам не встречать весенний праздник май... Витюха, с какого тебя к хозяину вызывают?
- Понятия не имею! - пожал плечами Новиков.
От лесозаготовок до зоны машины ехали сорок минут по посыпанной гравием дороге. Точнее, гравий имелся у въезда в зону и перед воротами лесозаготовок. Остальная часть дороги напоминала стиральную доску.
- Споем о том, как девочку-пацанку везли этапом, угоняли в дальний край... - сипел Струна, не забывая попыхивать сигаретой. - Где ж ты теперь и кто тебя ласкает? Быть может, мент иль старый уркаган, а может быть, пошла в расход налево... - Зек прервал пение. - Правое ухо чешется!
Хорошая примета!.. И при побеге зацепил тебя наган. Споем, жиган, нам не гулять по бану... Витек! Амнистия! Зуб даю! Вепрь тебе об амнистии балакать будет! Ну, кореш, сегодня проставляться будешь!
Амнистия - волшебное слово, вечная мечта зоны. О ней переговариваются тихим шепотом, сладко прищуривая глаза. Это слово заключенные произносят, как имя любимой женщины, смакуя каждую буковку.
Слухи об амнистии, приуроченной к какому-то новому государственному празднику, будоражили зону. Бывалые зеки до хрипоты спорили, какие статьи под нее попадут, а какие нет. Перебирали в памяти прошлые амнистии, вспоминая славное времечко, когда юбилей Октябрьской революции сменяла круглая дата какого-нибудь важного партийного события или очередной победы в строительстве социализма.
- Заглохни, Струна, - попросил Виктор, но сердце у него учащенно забилось.
Большая часть срока осталась за плечами. Воин-интернационалист, да еще с наградами, так и не отобранными Верховным Советом, распущенным после того, как он оказался в лагере. Новому, российскому, было не до орденов и медалей бывшего старшего лейтенанта воздушно-десантных войск.
- Точняк, Витюха! - Уголовник не на шутку разволновался. - На волю тебя выпустят! Ох, везунчик! - Радость Струны была искренней. - Неспроста у меня ухо целый день чешется! Верняк!
- Ухо, Струна, у тебя от клеща свербит!
Новиков старался уйти от волнующей темы в сторону.
- Какой клещ! Весна только началась! - обиженно шмыгнул носом собеседник. - Эти кровососы друшляют под листиками! Ты с КПП ноги в руки и бегом к хозяину...
Мать моя женщина! Один останусь баланду хлебать! Последнего кентового свояка теряю!
Автозак проехал КПП. Начальник конвоя открыл дверь.
- Новиков, к товарищу подполковнику.
Виктор шел в темноте. Лучи прожекторов обшаривали зону. Сторожевые овчарки лениво перебрехивались после скудной пайки. Солдаты в нарушение устава прятали лица в поднятые воротники шинелей, ища спасения от холодного вечернего ветра.
А Новикову было жарко!
- Заходи! - не оборачиваясь, ответил на стук в дверь подполковник Котиков. Начальник разглядывал график внутрилагерных убийств за последний год. Линия уверенно проходила только по нулевой отметке.
Виктор должен был, согласно правилам, отбарабанить свою фамилию и номер статьи, доложить о прибытии, но его язык прилип к гортани.
На столе лежали какие-то бланки.
- Догадываешься, зачем позвал? - Котиков продолжал любоваться графиком.
- Нет! - выдавил из себя бывший десантник, а в голове билось: "Не тяни резину! Выкладывай скорее..."
Подполковник обернулся, подошел к столу, выбрал листок, нацепил на свой знаменитый нос очки и зачитал фрагмент. Котиков читал, мерно раскачиваясь всем своим могучим телом.
Из всего услышанного в сознание Виктора проникло только "это сладкое слово" - амнистия.
"И чего он сломанные очки носит?.. - невпопад думал Новиков. - Дужки изолентой примотаны, как у бедного пенсионера. Ведь только свистни - умельцы зоны ему такую оправу сбацают... О чем это я?.. Зачем мне Вепрь указ читает?" - Удушливый комок подкатил к горлу.
- ..Конечно, придется потерпеть! - Котиков говорил медленно, стараясь, чтобы смысл сказанного доходил до собеседника. - Пока оформим бумаги, то да се, бюрократия, понимаешь, у нас исключительная. Но планы на будущее можешь строить!
- Какие планы? - Новиков, не спрашивая разрешения, опустился на стул. Его пальцы рвали полу заношенной лагерной фуфайки.
- На будущее! - повторил подполковник Котиков. - Нормальное будущее! Ты хоть уловил, о чем я тебе сказал?