— Глянь, вона бабай здоровенный тикает! — сказал старик и поддел клюкой огромного рака, по размерам приближающегося к пресловутому канадскому собрату.
— Командир, знаешь, сколько лобстер в московском кабаке стоит? спросил Николай.
— Откуда же мне знать? Вот пайка да баланда — в этом я специалистом стал. Это ты у нас ресторанный завсегдатай! — усмехнулся Святой.
— Восемьдесят баксов порция! И то места знать надо, — тоном завзятого посетителя валютных пунктов общественного питания сказал Серегин. — Их самолетами из Канады и Штатов привозят. Обкладывают льдом, засыпают в ящики и загружают в багажные отсеки «Боингов». — Он поставил полное, шевелящееся грудой клешней, усов, хвостов ведро перед Святым. — У меня была одна, в Шереметьево-2 трудилась.
— Лучше скажи, где у тебя подруг нету? — иронично спросил Рогожин, подбрасывая заранее наколотые сухие сосновые щепки в костер.
— Не поверишь, командир! Даже в морге!
Дед Павел украдкой перекрестился.
— Некрофилией увлекаешься? — продолжал донимать болтливого приятеля Святой.
— Патологоанатомом! — обиженно протянул Серегин. — Дама в годах, но от близкого общения с мертвецами старается жить, чтобы не было больно за бесцельно прожитые годы.
Чрезвычайно активна!
— Ну и бабник же ты, Колян! Умрешь от истощения.
Твоей паталогоанатомше расчленять будет нечего. Кожу и кости похоронят, а кое-что в банку со спиртом опустят. Чтоб студенткам медицинского института показывать.
— Они в обморок пачками падать будут! — торжественно заявил донжуан.
— От страха?
— От горя!
— Ох, и хвастун ты, Коляша! — расхохотался Святой, признавая свое поражение в словесном поединке с другом. — На эстраду иди выступать! Хазанова переплюнешь!
— Там тоже мафия! — авторитетно произнес Серегин. — Но это неинтересно. Лучше про Шереметьево дослушай…
Доставили, значит, лобстеров из Канады, таможенник сунулся груз проверять. Не наглотались ли они героина! Бдительный парень был. Ступил ногой на ящик, чтобы получше лобстеров рассмотреть, — и поскользнулся. Когда падал, штаны порвал, а раки эти как на грех, проснулись. И давай клешнями чах-чах…
Николай выразительно задвигал пальцами.
— Заели парня! — выдохнул дед Павел. Как часто бывает в его возрасте, шуток старик не понимал совершенно.
— Хуже, отец! — вздохнул рассказчик. — Отсекли стражу границы детородный орган.
— Это ж как понимать?! — в ужасе вымолвил дед. — Подчистую?
— Нет. Пенек остался! — Серегин не выдержал и расхохотался. — Ставь ведро на огонь. Расползаются твари!
Несколько самых шустрых раков, которые, видимо, подозревали о своей скорбной участи, сумели выбраться из ведра по своим менее активным собратьям. Угрожающе клацая клешнями, они пятились к воде.
Дед Павел бросился ловить беглецов, но споткнулся о корягу и растянулся на песке. Поднимая и отряхивая деда, Серегин великодушно сказал:
— Отпустим шустряков. Уважаю сильные личности! А на закуску слабаки пойдут. Закон жизни, отец! Слабых съедают первыми!
С берега, где расположились друзья, деревня действительно была как на ладони. Русло реки проходило по низменности, на отлогих склонах и примостились избы Малых Кержаков. В ночной темноте угадывались контуры строений, освещенные мертвенным лунным светом.
Старики ложились рано и вставали с петухами, поэтому в деревне не было ни огонька. Фонарные столбы, когда-то спасавшие улицы Малых Кержаков от темноты, давно уже держались на честном слове.
Летние ночи на Среднем Урале удивительно тихие. Разве что комар пропищит, захлопает крыльями ночная птица да плеснет на прибрежный песок речная волна.
Святой смотрел на танец огня, как, наверное, смотрели его далекие-далекие предки. Он подбрасывал в костер дрова и глядел на искры, которые крутились и гасли в воздухе.
Серегин нашел в доверчивом старике благодарного слушателя и продолжал пудрить ему мозги сексуально-медицинскими страшилками. Для пущей убедительности он сопровождал свои приколы энергичными жестами.
Неожиданно Николай замер.
— Командир, посмотри на дорогу…
Точки огней быстро приближались к деревне. Казалось, волчья стая загоняет добычу и в темноте горят желтые глаза волков.
— Один, два, три… — считал вслух Серегин, ориентируясь по свету фар.
До дома Василия от места рыбалки было метров четыреста, но дорогу преграждал поросший ивняком овражек.
— За мной! Бегом! — скомандовал Святой.
Он мчался, не оглядываясь. Сквозь хруст сломанных веток доносилось учащенное дыхание Николая.
— Сбавь, не успеваю!
— Догонишь! — крикнул Святой и стал карабкаться по глинистому склону оврага, сбивая в кровь колени.
Со стороны деревни донесся пронзительный женский крик…
Первое, что увидел Святой, добежав до дома, был круг, образованный черными человеческими фигурами. В середине этой живой изгороди металась обнаженная Ирина. Ее ночная сорочка была разорвана в клочья. Женщина пыталась прикрыть тело остатками ткани. Она пробовала вырваться из круга, но пэтэушного возраста парни в черном не выпускали добычу, пинками загоняя ее обратно. Ирина билась, как запутавшаяся в силках птица, а подонки ржали.
— Покрутись, коза, устрой нам стриптиз!
Их дикарские вопли глушил надрывный крик Василия:
— Не трогайте ее, мерзавцы! Отпустите!
Хватаясь за землю руками, Голубев полз к адскому кругу, В котором металась его жена. Двое молодчиков равнодушно наблюдали за беспомощным, а значит, безопасным для них инвалидом и время от времени пинали женщину ногами, обутыми в высокие ботинки с литыми, тяжелыми подошвами. С ленцой палачей, в чьей власти казнить или миловать, они перебрасывались короткими замечаниями:
— Доползет или подохнет коровка божья?.. Поддай чада, таракан. Так и быть, дадим первому бабу трахнуть, будешь машинистом в паровозике… Я тащусь от мужика! Прикинь, ползет, как жук навозный!
Словесных издевательств одному из палачей показалось мало. Он схватил Василия за бороду и потянул вперед.
— Быстрее, козел! — рявкнул негодяй. — Допрыгался!
Тебя просили по-хорошему! Сейчас увидишь, как стерва твоя…
Договорить он не смог. Босая пятка Святого пересчитала подонку зубы.
— Атас! — взвизгнул приятель пострадавшего и отскочил в темноту.
Круг рассыпался. Моторизованных налетчиков было пятеро, и появление Рогожина оказалось для них неожиданностью.
— Что, плесень?! — рыкнул Святой. — Сучары вонючие!
На кого руку подняли? На раненого десантника, мразь прыщавая! Отдуплю вусмерть! — кричал он на фене, потому что сволочи были недостойны человеческого языка. — Клопы… клопы… Давить вас надо!
Ослепленный яростью. Святой допустил ошибку, упустив из виду еще одного, спрятавшегося в темноте. Он видел перед собой только эту пятерку и, презрев осторожность, шел прямо на них. Увидев, что Святой один, мерзавцы осмелели.
— Рога обломать! — тявкали они, сбиваясь в плотную шеренгу. — Линяй отсюда, колхозник!
Святой наметил, кому нанести первый удар. Высокий худощавый парень, затянутый в кожаную «косуху», усыпанную металлическими шипами-заклепками, распинался больше всех.
— Уроем чудика! Скрутим башку кресту! — подбадривал он шакалью стаю.
— Бабой потом займемся! Ух, и оттянусь я сегодня! Котя! — высоким фальцетом выкрикнул другой налетчик. — Гаси!
Святой почувствовал — за спиной кто-то есть, но увернуться не смог. Гибкая телескопическая дубинка ударила его по виску, и в ту же секунду вся свора накинулась на оседающего Святого. Юнцы били его с остервенением гиен, не разбирая, куда попадают удары.
Бывалый спецназовец, свернувшись калачиком, старался уберечь голову, почки и печень. Локтями он прикрывал ребра.
— На, получай, колхозник! — орали пять глоток.
В учебном центре частей специального назначения Святого учили преодолевать болевой барьер. Парни били неумело, наносили удары хаотично. Но удар в висок был слишком сильным. Шок от него мешал сосредоточиться, собрать в кулак волю и силы.